Пятница, 2024-03-29, 08:42
Главная | Регистрация | Вход Приветствую Вас Гость | RSS
Категории каталога
Политика и экономика [13]
Общество и люди [47]
Люди - это основа общества, это его составные части. Проблемы каждого человека становятся проблемами общества и наоборот
Форма входа
Логин:
Пароль:
Поиск
Друзья сайта
Главная » Статьи » Исследования » Общество и люди

Где находится истинная открытость?

Где находится истинная открытость?

По второму кругу

Внутри себя европейцы по-прежнему замкнуты, но они стремятся к большей открытости, к снятию физических преград на путях движения товаров, людей, транспорта. Но как только дело доходит до круга общения, то он по прежнему сохраняет узловую значимость — круг новых знакомых весьма чётко очерчен. Люди не стремятся начинать каждый день с новой работы, с новой семьи, с новой обстановки, да даже с новой музыки и фона рабочего стола, хотя, казалось бы, все преграды сняты (особенно в музыке и фоне рабочего стола). Это позволяет сформулировать гипотезу о ядерной значимости некоторых элементов социального окружения, о выполнении этими элементами защитной функции личностного характера. Если взять сегодняшнее положение, то круг общения в сети позволяет поддерживать личностную идентичность (поскольку набор друзей и знакомых по общественным группам остаётся в большинстве случаев со страницами существующих людей настоящим, скорее определённым их кругом общения в обычной реальности, а не в сетевой), хотя в других сферах права на конфиденциальность информации уже давно нарушаются. В самом деле, трудно устроиться на работу или получить деньги в банке, не предоставив копию своего документа идентификации личности, хотя это может быть нонсенсом в сфере личного взаимодействия людей, поскольку такой документ выпускается государством, и должен служить в первую очередь только для организации взаимодействия с государством, государственными учреждениями, но не между людьми (во многом это связано с безопасностью, которую государство и предоставляет, что позволяет снизить порывы граждан к обману и мошенничеству). Это позволяет поставить и другой принципиальный вопрос: что есть наши уши, лапы, хвост — могут ли люди существовать в европейском в первую очередь обществе без обладания документом, выпущенным государством; при этом существовать в иной форме, чем протестная?

Вообще говоря, мы наблюдали всяческое распространение систем идентификации личностей и мы можем считать такое распространение элементом европеизации и шаризации [(глобализации), (американизации)], поскольку до повсеместной выдачи документов упор делался на местные механизмы социальной идентификации. В самом деле, что есть образование, здравоохранение, культура, честное правительство, наконец, честность, этика и религия для местных сообществ? Замена собственных вековых традиций чем-то наносным или благо? По мнению дарителей это исключительно благо, но в сущности это и насилие над сообществами, внедрение собственной системы ценностей, стандартов, управления с целью установления контроля, подчинения если не физического, то духовного. Для полного понимания картины необходимо осознавать, что практические каждое благо несёт на себе и печать вреда: уже сам факт замены желания на получение удовольствия может быть губительным для самости бытия личности (вместо поиска добычи в лесу мы отправляемся в магазин на полки, и обмениваем выполнение заданий на полученные результаты, вместо познания местности мы доверяем технике, строго выполняя её указания, превращая свою жизнь таким образом в человекодействие. Нам говорят: сознание не адаптировано к современной жизни, оно родом из каменного века; но если вглядеться в сущность сообществ, то социальная и семейная жизнь получила распространение у многих животных, от бонобо до дельфинов — это всё та же жизнь, где даются имена, матери заботятся о своих детях, ведётся разведка и охрана территории, борьба между самцами; а во что превращается наше общество — остаётся ли что-то, большее, что мы можем наблюдать у животных, или всё, на что способны послесовременные общества — это доверять детей сиделкам, получая в освободившееся время «удовольствия», доверять исследование местности спутникам и картографическим лабораториям, в это время наслаждаясь несущимися массами железа?). Но духовное подчинение может быть более значимо, чем физическое, и, если угодно, второе определяется первым; и именно первый вид подчинения (духовное) ровно укладывается в концепцию послесовременности.

С другой стороны, сами распространители шаризованных ценностей сталкиваются с институциональными ограничениями, поскольку ценности не распространяются через пустоту (хотя им гармонично удаётся преодолевать безвоздушное пространство, правда чуть медленнее, чем через специальную оптическую среду, но здесь речь не совсем об информации в её прямом понимании), ценности распространяются через институты и связывающие их каналы взаимодействия (скорее они находят своё прибежище в головах и взаимодействии, но все эти внутренние мозговые процессы организуются в рамках постмодернистского понимания с помощью институциональной среды). Согласно библейской заповеди, благими намерениями устлана дорога в ад, но где предел ограничению милосердия, если это забота над снижением смертности от заболеваний например? Можно считать доминирование чем-то вроде заботы о диких животных, но в самом деле с животными мы поступаем похожим образом, что становится очевидно, когда мы обращаемся к взаимодействию с окружающей средой. Мы лечим наших питомцев, но ведь только потому что это «наши» питомцы, а не потому что они беззащитные животные. Но если мы даже их лечим, мы грубо вмешиваемся в цепочки взаимодействия животных и растений, также как и тогда, когда мы поливаем поля удобрениями и химикатами. С одной стороны мы убиваем миллионы жуков, тлей, а с другой стороны — прививаем нашу домашнюю собачку и стрижём ей когти.

Относительно окружающей среды с одной стороны выдвигаются нелепые заявления об отсутствии негативного воздействия на климат со стороны людей, а с другой стороны — предлагаются столь же нелепые предположения о грядущем похолодании в связи со снижением солнечной активности через 50 лет, отчего «отрицательного» воздействия вроде повышения выброса веществ человеческой цивилизацией нет, если всё сложить. Но проблема начинается не в сфере возможных бурь и затоплений — проблема начинается с первого же исчезнувшего вида животных или растений из-за действия людей, было ли то убийство, охота, вырубка леса или расчистка полей. И человечество пользуется всё время одними и теми же стандартными способами, которые уже словно вселились в подкорку мозга на уровне рефлекса. Хочешь сделать что-то доброе: огради эту сферу и следи за ней. Хочешь вырастить зерно — огради поле. Хочешь вырастить кабанов — запри их в хлеве. Хочешь приручить волка — посади его на цепь. Хочешь защитить природу — отведи для сохранения видов резервации, заповедники, парки. Это в сущности подход современности, модерна; но видели мы его и раньше, и в древности и в Средневековье: разделяй и властвуй; только теперь вместо кольчатых заборов сфера разделения — это данные, ценности, культура и искусство; вместо свободы и открытости мир стремится к новой форме закрепощения, может быть, чтобы вырваться когда-нибудь после прохождения периода абсолютизма, может быть — чтобы уже навсегда утратить свою человеческую идентичность и растворить себя подобно прогнозам фантастических фильмов в матрице.

Колесо судьбы

Если мы обратимся к организующим нашу послесовременную жизнь институтам, таким как учреждения, организации, сценарии, группы, сообщества, законы, системы, то заметим, что в основе их деятельности лежит аналог испускателя случайных чисел, подобного рулетке или вычислительному устройству. Случайность в общественной жизни окружает нас везде, как и в лесной или сельской: мы встречаемся и общаемся с разными людьми, с которыми нас «сводит судьба», находим новые книги, произведения, развлечения, посещаем города, просто просматриваем случайные фотографии. Все эти случайности в общественной жизни подчинены действию институтов: правил поведения в общественных местах, необходимости перемещения на работу, расположению музеев, кафе и дорог в черте города; и общественные случайности отличаются по своей сущности от природных, которые не зависят от деятельности людей по большей части (пока воздействие человечества, тоже «случайное» (но здесь интересно, что в сущности воздействие человечества на природу подчинено общественной случайности и действию глобального института человеческая цивилизация) не становится слишком заметным), поскольку природные случайности не основаны на взаимодействии разумных организмов, планирующих свою преобразовательную деятельность, в основной это минеральные и растительные системы (на суше 99,2 % биомассы растительная, в океане животной биомассы больше растительной, однако общая биомасса океанов значительно меньше наземной по существующим оценкам), поэтому они подчинены скорее физическим законам.

Когда же мы обратимся к опыту пребывания в сетевых информационных пространствах, то там наглядно сможем убедиться в наличии непосредственных проявлений таких механизмов. Хотя физически воплощённые они уже могут проявиться в виде объектов, они скрываются только в некоторых зонах отчуждения, напоминающих Вегас (если зона физического отчуждения представляет собой ограниченную для доступа людей территорию, заражённую радиацией, то зона морального отчуждения — это область общественного ландшафта, территориально отдалённая от мест повседневного проживания населения с целью обеспечения поддержания устойчивого образа жизни). Мы ограничим здесь рассуждения о морали упоминанием об обществе равных результатов, для которого бы всякие попытки перераспределения благосостояния с помощью испускания (аруск. генерации) случайных событий не имели смысла (если общество нацелено на обеспечение равного итогового уровня благосостояния для каждого, вне зависимости от имеющихся у индивидуумов возможностей, то перераспределение и без того равного количества благ окажется бессмысленным, если только под равенством не понимается равенство случайного распределения, когда прирост благосостояния некоторого периода случайно распределяется между жителями, например в виде случайно выдаваемого количества благ, тогда достигается бихевиористкая иллюзия счастья — в виде возможности выигрыша большего, что собственно заложено и во все другие формы общественных испускателей случайности).

Исходя из глубокой общественной завуалированности обеспечивающих механизмов функционирования институтов может представляться затруднительным отыскание подобных испускателей чисел в повседневности. Скорее может показаться наоборот — что повседневность связана с внесением постоянства, временной упорядоченности, ограниченности перемещений. Но если рассмотреть саму человеческую природу — то окажется, что здесь трудно найти место для постоянства, поскольку люди сами находятся в непрерывном поиске и обращаются к иррациональности как к самой надёжной опоре своего естества. Если люди украшают своё помещение панелями с имитацией дерева, если они сажают и дарят цветы — то они пытаются найти естественную гармонию иррациональности, которая опирается на ограничение хаоса в попытке выделить порядок. В этом отношении вторичная переработка естественного материала представляет собой абстрактную искусственную упорядоченность на основе попытки ограничения общественного хаоса. Когда мы сталкиваемся с элементами общественного хаоса и начинаем его упорядочивать, то мы по-видимому испытываем приятные ощущения, подобные тем, когда люди начинают «преобразовывать», то есть «подчинять» природу. Чем больше имеется хаоса для упорядочивания — тем больше возможностей для получения удовлетворения, пусть этот хаос и создан соверешнно искусственными испускателями хаоса, такими как расположение фигур на игровом поле, получемыми бонусами и подарками в играх, лотереях, рулетках, ставках, да и на финансовых рынках, и даже в производственном и сельскохозяйственном секторах. Вот есть поле, есть лес — если люди их вырубают, разрушают, расчищают, они, конечно, в итоге уничтожают целые виды жизни, которая ранее с ними сосуществовала и не собиралась на них нападать — но до этого в процессе воздействия они создают новые поля для своего общественного бытия: для деревень, городов, дорог, полей, водохранилищ. Кажущийся парадокс сложности экосистемы и простоты замещающей её о довольно просто разрешается: технологически люди в своих биотехнологиях пока далеко отстают от природных технологий. Но что же тогда представляет собой технологическая рациональность, которая строится на осовобождённых территориях? Она представляет собой деятельность множества институтов, которые приходят к заключению о необходимости физической реализации некоторой системы преобразования пространства. На пути у воплощения формирующейся субъективной крайности системы (некоторая предполагаемая целевая общественная структура, если о системном целеполагании можно говорить для данного сообщества) встаёт противодействие со стороны как внутренней природы общества и отдельных людей, так и внешней природы — окружающей среды. Само движение к субъективной крайности всегда является отчасти чем-то вроде лотереи, поскольку цепочки событий имеют различные предполагаемые итоги, которые могут быть оценены лишь условно (чем больше событий в цепочке, тем более подвержена система несистемным колебаниям, если только события с различными участниками не образуют статистически значимой взаимной сочетаемости, когда события с одними участниками могут быть заменены на события с другими участниками, например, как в цепочке получения продуктов питания из леса, например грибов (подготовки к сбору грибов — сбору грибов — доставке грибов — обработке грибов) — если вероятность найти грибы сильно отличается для отдельных участников, то в целом для общества из-за большого количества собирателей количество обработанных грибов остаётся примерно одинаковым, поскольку в случае неурожая цена на грибы повышается и грибники могут посвятить большее количество времени сбору; если также учесть возможность длительного запасания продуктов, то цепочка обеспечения грибами в данном случае будет обеспечивать стабильное системное состояние крайности обеспечения грибами общества. В других же общественных цепочках, например, связанных с выпуском новой продукции, особенно ориентированной на потребителя, или высокотехнологичной, такой как лекарства, итог часто оказывается малопредсказуемым, поскольку проекты разработки поддаются лишь условной оценке на стадии планирования и тем более запуска, даже если над сходными проектами работает несколько организаций из нескольких стран. Почему мы можем считать многие из возникающих цепочек основанными на постоянно действующих испускателя общественной случайности — это потому что инициаторы проектов и их воплотители подвергаются склонностям к иррациональному поведению, стремясь завладеть сердцами потребителей, при этом предлагая свою модель поведения и навязывая её; итоги подобных инъекций на поле общественного сознания сложно проследить, поскольку цепочки завязываются на искусственно вызванные реакции и стремления людей, основанные на игре на их страхах, боязнях, желаниях и стремлениях: люди начинают верить в определённость, предоставляемую им со стороны распространителей, такую как способность решить проблему связи и общения, получения новостей, обустройства их жилища, его безопасности, безопасности их здоровья и здоровья их близких, не желая подозревать о том, что те страхи и случайности изначально были представлены им неадекватно (завышенные оценки), а возможный эффект от предлагаемых продуктов окажется гораздо ниже и будет в принципе качественно иным, равно как и обладать побочными эффектами, а если быть точнее — он окажется по прежнему непредсказуемым и случайным, тогда как борьба со случайности окажется мнимой и иллюзорной. Если борьба со случайности и проводится — то это осуществляют либо для целей корпоративного управления (правда неизвестно, какие эталонные модели становятся результатом конгруэтизации мнений), либо лишь для избранных представителей общества, которым подобные методы предлагаются как совершенно отличная исключительная услуга или работа (например, лечение, основанное на сопоставлении с прошлым опытом, историей всех анализов и лечения болезней человека и подобных ему людей, с учётом генетических особенностей и оценки физического состояния; планировка и украшение квартир и домов с учётом особенностей жизни жильцов). От пересовременностного подхода данные разработки индивидуальных походов отличаются примерно как создание вина для избранных из избранных сортов винограда и среди избранных погодных условий винодельческими компаниями, обеспечивающими уровень признания и качества, либо массовое производство в личных хозяйствах для себя и соседей — когда употребляющий напиток сам принимает участие в его создании. Это не значит, что для понимания испускателей случайности потребуется участие людей во всех областях производства, но в пересовременности потребуется личное применение технологий строительства, украшения собственного жилья, ведения быта и для такого изменения станут доступными технологии, такие как трёхмерная печать, базы данных свойств материалов, лекарств, продуктов, сбор и распространение данных о результатах использования. Очевидно, что для борьбы со случайностью при использовании этих инструментов, методов потребуется понимание и адаптация технологии и знаний, реальное осознание возникающих случайностей, а не иллюзорная вера в то, что любая проблема x может быть решена с помощью набора продуктов и услуг X.

Театр 2.0

Формы общественного существования можно разделять на подобную театрализованной жизни с заранее определённым сценарием и действительно существующую, в которой сценарии хотя и заложены, но в неявном виде. Следовательно, гипотезой будет наличие составляющей сценарности в общественной жизни (как характеристики исходных условий), определяющей её театральность (как итог сложившихся отношений). Например, в некоторых жанрах театра и кино съёмка и игра осуществляются на основе заранее подготовленного сценария и по такой классификации эти виды деятельности обладают наивысшей степенью театральности. Более интересным примером будет оценка безопасности в аэропортах: некоторые считают данную деятельность применительно к аэропортам запада преимущественно театральной, то есть не связанной с обеспечением действительной безопасности и случаев выявления, когда большая часть учебных нарушений безопасности оказывается не выявленной[No more of the same, please, 2015]. Другие виды деятельности будут отличаться большей или меньшей степенью регламентированности и следованию предписаниям и указаниям. Наименьшую степень театральности можно будет наблюдать как в инновационных центрах, научных институтах, так и на дружеской посиделке (если только комания не склонна к определённому сценарию в данной посиделке). Следует обратить внимание, что театральность не является характеристикой вида деятельности, она является характеристикой его общественной организации, отчасти характеристикой общественного института. Например, в современности возникают и формы театра, не основанные на сценарии, а скорее являющиеся импровизацией, также как в музыке развиваются виды деятельности, связанные с джазом, импровизацией, хотя последняя давно была важным элементом музыкального творчества. Театральность мы скорее можем связать с институционалом Средневековья, где сам просмотр театрализованных представлений, участие в маскарадах казался чем-то менее предопределённым и заданным, чем повседневная жизнь. Однако применительно к нынешним временам повышение уровня «театральности» для различных видов деятельности можно считать толи характеристикой «застоя», толи постмодерна. Появление джаза было своего рода институционализацией модернистского стремления к раскрытию концепции механицизма через анализ сочетания элементарных действий в их интерпретационном смешивании с вовлечением сознания множества участников. Оно было своего рода «вскрытием» как музыкального полотна, так и способности слушателей к восприятию, психологическим экспериментом, подобного анализу сновидений или использованию метода свободных ассоциаций, только не со словами и зрительными образами а на сей раз — с музыкой. Но во что вылились данные исследования во времена послесовременности, что стало их послесовременнистическим эквивалентом? Повторением того, что было пройдено сто лет назад, попыткой ностальгии на интересных ритмах и движениях или поиском просто новых материалов (вплоть для овощей) для воспроизведения звуков? Почему электронная музыка начала скорее искать архаичные рисунки, приводящие публику скорее в медитативное состояние, чем призывающие к совместному творчеству? Подобно походам на природу («на шашлыки», «на озеро») все виды деятельности начинают включать определённые наборы человекодействий, без которых и праздник не праздник, и поход не поход, и концерт — не концерт. И такие наборы человекодействий вполне очевидно обусловлены в основном тем фактом, что общественная жизнь стала механицированной и функционально определённой.

Можно выделить явные примеры превращения жизни в подобие рулетки: золотая лихорадка, финансовые пирамиды, спекуляция на тюльпанах, переоценка организаций, основывающих деятельность на всемирной сети в начале 2000-х (англ. «dot-com bubble»), спекуляция на кредитоспособности населения, вылившаяся в кризис после 2008 года. Но если брать и не связанные с хозяйственными отношениями мероприятия, то можно обратиться к простым праздникам — это тоже своего рода рулетка, в которой разыгрываются подарки, передаваемые между людьми — это тот же самый интерес получить что-нибудь неизвестное, что, казалось, бы выбивает людей из рутины и повседневности. Но если внешне можно сравнить оживление людей с оживлением, которое движет предпринимателей-спекулянтов, стремящихся быстрее опередить конкурентов, то внутренне последствия могут быть неоднозначными в обоих случаях. В случае «праздника» люди могут получить обострение заболеваний и новые травмы, а также и надуманные эмоции и слова, что будет определяться их собственной закрытостью по отношению к окружающему миру в будние дни; в случае спекуляции можно получить как более дешевые и качественные товары, так и скачки цен, приводящие к краху рынка. Собственно праздник представляет собой исполнение нескольких договоров: с одной стороны — общественного, поскольку все примерно знают что и когда должны делать, какие товары и услуги предложить, а с другой стороны — множества семейных и личных договоров нескольких людей, по которым люди обязуются совершать некоторые действия, такие как выбор подарков, покупка и подготовка услуг, пищи, приятное общение. Но такие договоры скорее выполняют роль известной провокационной поговорки «правила существуют, чтобы их нарушать», поскольку основным пунктом подобных праздничных договоров является функция удивления окружающих. Если в основе подобных действий по удивлению лежит искренний позыв, раскрытие себя, то праздник действительно выполняет полезную общественную функцию, но если деятельность, как чаще происходит, заменяется человекодействиями, то положительность данной функции сомнительна, хотя нельзя отрицать положительную роль решения некоторых проблем, раскрытия тайн и секретов, просто полезного и благожелательного общения, чего в быту часто не хватает (опять же бывает по-разному, праздник может и обострить конфликты).

Распространение сетевых технологий сыграло в данном вопросе превращения праздника в рулетку и лотерею немаловажную роль, когда на смену человеческой деятельности и простому общению приходит набор определённых человекодействий, цепочки которых разворачиваются по принципу цепной реакции с неопределённым исходом. Например, пересылка взятых из общественной сети картинок и поздравлений является обычно человекодействием, поскольку личность создателя, распространителя и дарителя никак не связаны, они не выполняют совместной деятельности. Наоборот, когда осуществляется распространение самостоятельно нарисованных картинок и написанных поздравлений, то возникает совместная деятельность (или по крайней мере может возникнуть, если соблюдается стремление к мотиву деятельности).

Но факт личного творчества, хотя и воплощает общественно созданную добавленную ценность, ещё не может служить основанием для классификации деятельности как нетеатральной. Простейшее тому объяснение — имитационные действия или действия повторения, подражания, копирования. Наглядную иллюстрацию легко припомнит любой управляющей сетевой страницей: горы обрушивающегося спама, изощрённого до той степени, что тексты немногим отличаются по форме, но несут всю ту же рекламную направленность, горы подставных страниц, скопированных и изменённых изображений. Вспомнят и многие студенты свои поделки в виде перефразированных обрывков из книг и журналов. Психологи ставят под вопрос возможность классификации собственно общения как деятельности, и основная проблема здесь та же — может быть речь является готовым объектом для вставки в научный журнал, а может быть — обсуждением новых картинок котиков и вечерних анекдотов. Но мы можем выделить несколько сценариев, которые сопутствуют всем подобным процессам и, таким образом, отличить собственно театрализованные процессы от подлинной деятельности (здесь мы допускаем в качестве гипотезы наличие мотива(ов) деятельности как определяющего фактора самостоятельного не навязанного извне сценария, а разрабатываемого для данной деятельности).

Наверное основная проблема с использованием подобных механизмов — это зависимость от неопределённости, постановка за правило исключений, что приводит к явлениям, заключающимся в конечном итоге к замкнутости на фиксированных целях, что можно охарактеризовать в психологических терминах как «сдвиг мотива на цель». Это явление итак повсеместно используется в послесовременных отношениях, когда потребности человека заменяются готовыми товарами и услугами, а его мысли — культурными шаблонами. Но собственно с рулеткой данная зависимость достигает совершенно беспрецедентного уровня.

Рулетка представляет собой всплеск проявления и частный пример механизма испускателя общественной случайности и существует в нескольких видах: лотерея, колесо, случайные подарки, игра со случайным появлением фишек (такая как 3 в ряд, стрельба по появляющимся шарикам или животным). Например, многие сетевые игры построены на использовании как рулетки, так и неявных испускателей: рулетка непосредственно присутствует в виде появляющейся энергии, заданий, игр, а неявные испускатели представляют общественное поле взаимодействия людей между собой, такое как кафе, каток, бар, клуб — в них люди могут совершать социальные действия, говорить слова друг другу, хотя в основе лежит неосознаваемая потребность в зарабатывании опытов и баллов, то есть заведомо вместо мотива ставится цель для всех совершаемых действий. Если иногда действия перерастают в общение и взаимодействие (что может быть рассмотрено в качестве некоторых скрытых мотивов участников, помимо провождения времени и развлечения) то возникает вопрос о роли, которую могут играть прочие мотивы в регуляции совершаемых действий и о том, насколько важным и определяющим является цель достижения каких-либо мест, занятия строчек в рейтингах, которая заложена в природу сообществ «создателями» для обеспечения своих мотивов зарабатывания денег, обеспечения привлечения новых участников и подогревания интереса. Но и рулетка в таких случаях не является «бесплатной»: за участие в её действии необходимо постоянно присутствовать в игре и переключаться с одних действий на другие. Самое забавное, что часто не осознают участники (и это почти что скрытый испускатель случайностей) — это проведение акций, таких как удвоение баллов и бонусов, ведь эти акции проводятся для всех участников, а значит конкурентных преимуществ они по сути не предоставляют (если только не думать, что большинство участников не обратят внимания или не знают о способе передачи информации о появлении таких акций, а значит не будут участвовать). С другой стороны у участников не остаётся другого выбора, кроме как участвовать в акции: иначе они лишатся конкурентных преимуществ. На данном контрасте возможна продажа дополнительных платных услуг и товаров, купонов, ведь даже участие в рулетке чаще предусмотренного интервала устанавливается платным. В случае же с «бесплатными» рулетками отказ от участия в них означает предоставление преимущества другим участникам в виде среднего размера приза, который можно получить. Таким образом, определение, ограничено ли времяпрепровождение набором целей, или обеспечивается достижением мотивов, реализации некоторого разрабатываемого собственного сценария (который противостоит испускателям случайностей, пытаясь внедрить аз маской следования принятому сценарию собственные действия) является сложным психологическим вопросом, ответить на который в первом приближении может каждый из участников самостоятельно, если оценит собственные устремления.

Если пытаться отыскать источники, позволяющие создавать антитеатральность, то есть подлинную общественную действительность, то к ним я бы отнёс музыку, искусство вообще, хотя на первый взгляд кажется, что оно как раз отдаляет нас от действительности. Но если музыку называют механизмом упорядочивания хаоса[Human nature, ], то подобное можно сказать и об искусстве в целом, позволяющего именно открывать и прокладывать дорогу в неизвестность будущего, а также и взглянуть на бытие человечества и его окружения в прошлом не только в используемых образах, символах и знаках полотен, композиций, объектов, зданий (неофутуризм), но и скрытом смысле происходящего, попытке анализа, выработке моделей для прогнозирования и предвидения. Факт создания произведения тогда имеет в таком случае не просто значение формирования некоторого объекта, обладающего ценностью, что побочно, а попытки определить себя-личности и себя-цивилизации, постичь опыт выхода за пределы себя и приобщения к чему-то непостижимому, что не кажется хаосом.

По сути можно утверждать, что все эти попытки — это увеличение общей энтропии Вселеной за счёт её местного перераспределения, появление порядка из хаоса, но искусство можно считать и противопоставлением подобным аргументам, поскольку оно открывает дорогу именно к тому процессу творчества, который подобен творению Вселенной. Если мы не знаем всей правды о возникновении и исчезновении звёзд, ещё меньше мы знаем о жизни Галактик — то судить о значении творчества и творения становится затруднительно.

Смена эпох

Что такое смена эпох — этот вопрос нам знаком слишком хорошо, нам известно, что в истории Земли изменения могут происходить либо практически мгновенно по историческим меркам (за десятки, сотни лет, тысячи, сотни тысяч, иногда миллионы), в результате действия внутренних или внешних факторов, таких как накопление химических веществ в океанах и атмосфере, выброс веществ в результате геологических процессов, воздействие космических излучений, астероидов и так далее, Но обратим внимание на наших соседей — на домашних крыс, которые мирно прячутся рядом с нами, пользуются результатами нашей деятельности и просто живут. С одной стороны они напоминают нам нас при взгляде в будущее — как обитатели пространства, которое другой вид имеет силы считать своим собственным — тогда они похожи на прячущихся в пещерах и лесах людей в мире, захваченном машинами и техникой. С другой стороны он напоминают нам нашу историю — историю первых млекопитающих, которые прятались в норах в мире, контролируемом огромными ящерами. Когда произошла смена эпох, то наши более близкие чем динозавры родственники получили больше свободы во времена некоторого кризисного периода и после него. И этот кризис явил собой одно из наблюдавшихся на Земле смены эпох. Появление и развитие человечества оставило меньше геологических свидетельств, хотя поиски продолжаются, благодаря в том числе умело придуманной функции (кем-то по наитию подсказанной) по захоронению собственных костей для каких-то других миров (не мир богов-археологов и антропологов это случайно?). Смена эпох современности, послесовременности и пересовременности безусловно оставит довольно много геологических последствий, от рудных разработок, до химических, радиоактивных загрязнений и наночастиц. Мы можем, кажется, здесь легко выделить как материальные, так и духовные границы; но мы должны не только установить границы, словно заборы на своих участках, но и оборудовать внутренне пространство «нашей» эпохи, если уж мы рискнули считать её своей.

В определении нашего места под солнцем в границах эпохи довольно любопытно обратиться к опыту сообразительных уличных грызунов, которые обладают лучшими навыками прохождения лабиринтов, чем их лабораторные коллеги. Ведь люди начинают в послесовременности походить именно на таких лабораторных крыс и мышей, лишь немногие оказываются выкинутыми на улицу крысами, навыки которых, правда сводятся в основном к поиску трансгрессивных переходов с использованием психотропных веществ. Люди привыкают жить в тепле и хотят слишком комфортных условий для себя: температуры не в 20, а в 25 градусов, сухого воздуха и отсутствия мошек в цветах, им даже становится лень заводить цветы и детей — что обнаруживает крайнюю стадию и упадок постмодернизма — они хотят непрерывно находиться в состоянии развлечения и не задумываться ни о чём, кроме своего счастья. Словно злое воплощение мечты о всеобщем равенстве результатов эти результаты оказываются для одних стран стремлением к умственному развитию и дальнейшему просвещению даже в тех вопросах, которые и сами родители не слишком то готовы воспринять, проведением открытых культурных событий, направленных на поиск всё той же трансгрессии, но в пределах целлофанового пакета, теперь уже из биологического целлофана; для других стран — войнами, потреблением самых дешёвых и не слишком полезных продуктов, разрушением окружающей среды, превращением их в страны-придатки, где часто затруднительно обеспечить утилизацию продуктов человеческой деятельности (ситуация наглядно видна и в отношении «рынка» мусора по утилизации отходов). Парадоксально здесь то, что если одни сообщества пытаются сохранить собственные традиции в плане взаимодействия с природой, то другие — казалось бы более «развитые» - могут задумываться о путях утилизации продуктов жизнедеятельности только в рамках их ближайшего окружения, могу задумывать о счастье только лишь себя и своих близких — может быть это вопрос религиозный, и здесь мы вступаем на почву протестантской этики — но в эпоху наступления массовых вымираний животных и деградации окружающей среды под нашим воздействием — каждый просто обязан смотреть немного дальше собственного носа. Сложившаяся этика, как и попытки построения либеральных политических теорий оказываются как никогда устарелыми и не отвечающими потребностям организации дальнейшей жизнедеятельности.

Может быть, идеология лабораторных мышей привлекательна для большинства, когда жизнь начинает походить на размеренное перемещение из одних клеток в другие с периодическим производством инъекций, вырезанием и наращиванием тканей. Но проблема заключается и в том, что уличные крысы по-прежнему более сообразительны, хоть и живут меньше лабораторных, проблема общества послесовременности сводится к кризису комфорта существования в клетке, в которой стимуляция возможна только с помощью специально создаваемых стимулов, когда общество превращается действительно в муравейник, в котором используются психологические технологии воздействия. Если одни «режимы» обвиняются в использовании подобных технологий, то сами обвинители, очевидно, отличаются только неявностью использования таких технологий, тогда как все попытки указания свободы оказываются выплеснутой иллюзией её создания. Если одни оказываются несвободны, потому что их помещают в железные клетки технологий и им затруднительно поодиночке выйти за пределы клетки, то другие несвободны, просто потому, что если они прогрызут свою картонную клетку — то их ушки начнут мёрзнуть от холодного ветра окружающего пространства.

Чтобы понять, куда нам надо двигаться, мы должны обратиться к опыту существования организмов в подвалах, на помойках, на крышах, в домах для умалишённых рядом с нами. По крайней мере часть из них сталкивается с подлинным лицом нашего общества скорее, чем размеренно выбирающие жизнь в картонных клетках и отдых в грязевых ванночках в пределах таких картонных воображаемых коробок — в гостиницах, на пляжах, в машинах и самолётах. Можно это сформулировать и в другом отношении: возможна ли за пределами послесовременности кочевая жизнь, деревенская жизнь, жизнь в монастырях, или окружающая среда настолько деградирует, что пастбища превращаются в пустыни, деревни — в захолустья, а вокруг монастырей начинают появляться загородные дома любителей красивых «видов», не понимающих, что красивая картинка — это не всегда иллюзия красоты? Возврат к природе действительно возможен и понимаем частью людей, но пока что в основном только теоретически. Практические эксперименты осуществляются только отдельными людьми применительно к собственному опыту, а между тем переход к такому обществу будущего, по-видимому, будет возможен только в результате массового экспериментирования людей над самими собой — будь то перемещения за пределы мегаполисов, осваивание жизни в палатках и в кочевых сообществах, дальнейшее просвещение посетителей и соседей монастырей, с тем, чтобы люди не смогли любоваться природой до тех пор, пока не смогут сделать для неё больше доброго, чем злого, по крайней мере с точки зрения своей этики.

Люди привыкли применять к своим соседям какие-то нечеловеческие методы: травить грызунов, натравливать на них кошек, косить и стричь траву, убирать листья. Если на улице много снега — они его убирают, если висит лёд — стараются убрать с крыш. Причины и последствия их мало интересуют здесь — ведь это не их собственное счастье, это окружающая действительность. Внутри помещений же всё лаконично и размеренно, только места для чтения, сидения, лежания, слушания, просмотра, получения удовольствий и эмоций и ничего лишнего не допускается. В современности было чуть больше хаоса и непонятных последствий, которые могли просто накапливаться в виде открыток, цветов, коробок и банок. Но те, кто живёт в такой социальной реальности не живут в реальном мире, они живут в социальной иллюзии, все эмоциональные связи и концепции — всего лишь абстракции, описывающие действительность в каких-то сторонах чуть лучше, чем язык обыденности. Те, кто живут в выдуманном мире могут отклоняться и чуть дальше к выдуманным картам, волшебным существам и несуществующей жизни, но задача пересовременности совершенно другая — оказаться опять в собственной тарелке природы, на одном блюдце обратно на трёх китах и семи черепахах. Ведь это в конце концов вопрос искривления пространства и для этой цели океан не растекается никуда, потому что он представляет собой блюдце, если представлять его на плоскости.

Но что произойдёт, если лабораторные мыши вырвутся на волю за стены лаборатории? И будут ли они счастливы на чердаке, в подвале или во дворе дома? Проблема здесь не заключается в вывеске лаборатории и попытке преодоления её границ, поэтому крысам и может казаться, что существование в картонной коробке более достойно и не ограничивает их свободы. Но проблемы начинаются тогда, когда лаборатория раз за разом повторяет одни и те же эксперименты и находит цель своего существования в том, чтобы содержать крыс, проводить больше экспериментов, выигрывая конкуренцию у соседних лабораторий. Конечно, жизнь без специально созданных условий даже в подвале — это определённый вызов и риск, к которому пытаются стремиться и лабораторные крысы, когда обращаются к поглощению некоторых культурных плодов, получают «эмоции» — но для одних это экзистенциальный опыт постоянного существования, ежесекундной борьбы за собственную жизнь и жизнь своей популяции, для других — создание эмоциональных иллюзий опасности, а по сути — получение безопасных удовольствий. Сколько бы уровней абстракции не создавало наше воображение — наше восприятие и взаимодействие с окружающей средой не изменяется. Мы можем быть хорошими организаторами собственной «жизни» и «жизни» других людей — но по сути здесь мы организуем только наше существование в пределах общественной клетки или коробки. Жизнь же начинается несколько дальше — там, где мы задумываемся об изменении уклада лаборатории, о том, что находится за её пределами. Крысы — просто биологический вид, который слишком хорошо демонстрирует нам тех, кто в очередной раз может пережить кризис собственного существования намного лучше, чем мы сами. И это значит, что их понимание жизни оказывается лучшим, чем наше, они ведь действительно довольно сообразительны; Они, конечно, не находятся выше по пищевой цепочке, но только лишь формально — фактически же они употребляют те же самые продукты, они как домашние животные, только чуть более совершенные, и если домашние животные — заложники нашей прихоти — то крысы вполне выживают и могли бы жить, но вот сможем ли выжить мы без них? В конце концов мы должны взять и стать этими крысами — взять на себя функцию утилизации отходов чуть более совершенно, чем делают это свалки и отвалы, тогда и окружающая действительность предстанет перед нами чуть более привлекательной, чем в виде мешающей жить и не дающей покоя серой массы, или в виде серой неизвестности испускателя случайных чисел, пакетов, жестяных банок и дорожной пыли.

Список источников:

1. No more of the same, please [Электронный ресурс]. URL: http://www.economist.com/news/international/21678236-lot-what-passes-security-airports-more-theatrical-real-no-more (дата обращения: 09.03.2017).

2. Human nature [Электронный ресурс]. URL: http://www.economist.com/news/books-and-arts/21678188-musical-people-who-dont-musicals-human-nature (дата обращения: 11.03.2017).


 

Категория: Общество и люди | Добавил: jenya (2017-04-02) | Автор: Разумов Евгений
Просмотров: 1599 | Рейтинг: 0.0/0 |

Код быстрого отклика (англ. QR code) на данную страницу (содержит информацию об адресе данной страницы):

Всего комментариев: 0
Имя *:
Эл. почта:
Код *:
Copyright MyCorp © 2024
Лицензия Creative Commons