Когда мы вышли на берег озера здесь оказалось множество людей. Будто бы невидимая тропа привела каждого сюда с разных сторон и все они смотрели на умиротворяющую воду, готовую унести их гуда-то дальше, за горизонт. После дня наедине с дорогой и лесом людской берег казался ярким примером нерационального использования, излишнего потребления, в котором от уединённости и красоты берега остаётся лишь миф, а благо природы заменяется иллюзорным общественным как возможностью занять на этом берегу лучшее место. Осталось ли на этом берегу что-то от тропы кроме самого этого взгляда, устремлённого в вечность?

Там казалось, что отчуждённость от этой общественной всеобщности была как никогда ярко выражена в словах о противопоставлении этой сопричастности. Но где-то глубже слов осталась надежда и осталась вера в иную рациональность, чем та, которая выражалась в коллективном устремлении к символичности отдыха, которой и стал берег в противопоставлении дороге. Так коллективная индивидуальность и индивидуальная коллективность начали образовывать онтологические следствия и позволили проявиться структуре без структуры.

Ранее мы начали рассмотрение дороги дальше как изменённой метатопологии в отклоняющейся необщественности гиперсубъекта, исходя из наблюдения по ту сторону действительности, теперь же мы можем перейти непосредственно к рассмотрению археологии пути. Предварительно мы описали некоторые проявления археологии пути как связанные с диалектическим рассмотрением гиперсубъекта, стремящегося к гиперсвободе и можно сказать планетарной справедливости. Действительно, на протяжении самой сущности пути должно прочерчивать элементы, складывающиеся в общее двигательное единение, которое как общественный путь наиболее наглядно представляемо. Но за этим путём таится и множество ответвлений.

Эстетика человека вызывает наибольшее число вопросов, поскольку человек находится под ударом бюрократии, формализма и информатизации. Более того, если человек не выглядит как андроид или кукла, то он уже не человек или не совсем человек в обыденном понимании, то есть у него может не быть современных средств связи или часов и он уже будет представляться архаичным. Рассмотрим вопрос разграниченности и функциональности человека, его абстрагирования и представления как мембраны с тем, чтобы далее перейти к некоторым проблемам интеллектуальной и физической эстетики.

Хозяйственная эстетика занимается вопросами производства общественного бытия как прагматической замкнутости системного пространства предпринимательства (включающим и государственное и общественное предпринимательство). Во второй части рассмотрим процесс производства, вопросы выхода за пределы производственной функции через послефункции, некоторые принципы хозяйственной эстетики и наконец ограничения и возможности для существования эстетического рынка, область эстетического и природного ограничения.

Хозяйственная эстетика занимается вопросами производства общественного бытия как прагматической замкнутости системного пространства предпринимательства (включающим и государственное и общественное предпринимательство). В 1 части рассмотрим эстетическое хозяйственное пространство и особенности бесшовности, взаимовключённости, проблемы определения и оценки капитала.

Проблема выделения предметов и элементов нематериальной действительности именно как связанных с искусством может быть рассмотрена как исходная точка входа в эстетическую проблематику в целом. Но эта проблема имеет и самостоятельное эстетическое значение.

Формализмы можно усматривать как в самих кибернетических основаниях, системном подходе, в самом понятии цикла как воздействия и отдачи, в выраженности формы языка как структуры, а главным образом и в самом факте выделения произведения как нечто ограниченного холостом или рамой, некоторым пространством. Формализмы рассматриваются как применительно к текстам, документам, так и данным, языку и произведениям.

В предыдущей части было начато рассмотрение вопросов онтологии культуры, которое будет продолжено здесь непосредственно в обращении к языку. Знаки отсылают к образу культуры и природы одновременно, особенно если они установлены как предупреждения. Часто для этого нужно приглядеться к словам, за которыми видны иная культура и общая природа, но этот процесс не механический, а напоминает вживление или хирургическую операцию. Так слова могут прижиться в языке и сразу становиться принятыми в их написании, морфологии, а могут быть заменены другими или отторгаться, либо маскироваться в виде слов-ка́лек.

Затем будет определена важность сопредельных вопросов оценки ценности, вопросов исторического и системного изменения эстетки, её настоящего и будущего, рассмотрены ключевые проблемы и системные решения. Всё это создаст основания для начала рассмотрения в следующей части структуры общей эстетики.

В предыдущей части мы остановились на рассмотрении функционального вопроса как особой формы метакультурного проявления. И он можно сказать является ключевым для общей эстетики как в том числе наследнице эстетики послесовременизма («постмодернизма»). Переосмысление по направлению от функций к послефункциям («постфункциям») в послесовременизме также пришло к некоторым культурным значениям, которые мы рассмотрим в рамках вопросов образования, понимания культуры как знака и наконец начнём рассматривать вопросы онтологии культуры в измерениях функциональности и историчности.

Для установления того, какое усилие считать творческим изменением (развитием), а какое — упадническим явлением, нам нужна некоторая теория эстетики. Но поиск её оснований долгое время был весьма непростым, если не практически неразрешимым вопросом. Но к счастью мы можем несколько продвинуться в этом направлении, рассмотрев соотношение структурализма, системного мышления, самоорганизации и постфункций.

Куда бы мы не поместили точку отсчёта наших мыслей, мы в некоторый момент понимаем, что превосходим своими мыслительными способностями те задачи среды, в которую помещены. Можно было бы здесь остановиться и углубиться в простое наблюдение и подражание в надежде когда-нибудь научиться по крайней мере создавать формы жизни как живые (и в этом все должны проявлять эстетику в деле продолжения и взращивания жизни), а не только как оживающие в нашем воображении (оживающие формы может создавать и неживая природа, что видно например на снимках других небесных тел, где обнаруживаются будто бы созданные там каменные лица). Но именно воображение и открывает путь как для творчества, так и для придания прагматике осмысленности, поэтому оно неизменно возвращает нас к вопросу об эстетике независимо от профессии и рода деятельности и даже биологической природы (ведь и животные видят сны).

Во введении рассмотрены некоторые исторические основания общей теории эстетики и приведены предварительные соображения.