Введение

Некоторые страны надеются на их собственную невинность под сводами проезжающих многотонных трейлеров, которые призваны на их защиту и безопасность. Но так ли сильно эта невинность отличается от средневековой раздробленности под флагами племенных союзов или священных идей? Начнём с главного, а именно с наличия мирового центра разработок и распространения вооружений. Он может не обладать идеальными или самыми совершенными технологиями по всем параметрам, но он концентрирует своё внимание как и в других своих проектах на выпуске качественной продукции, то есть такой, которая соответствует определённым нормам, параметрам и, что самое главное, ожиданиям заказчика. Ожидания же заказчиков формируются подобно огромной рекламной кампании: купите наш товар, вступите в наш клуб и мы обеспечим необходимый результат. Массовый выпуск продукции обеспечивает выполнение условий для его технологического соответствия требованиям, снижения затрат, обеспечения надёжных поставок и обслуживания. Но не является ли весь этот процесс подобным продаже конфет и сигарет, по своей вредоносности же превосходя все известные рынки и сообщества? Не является ли кампания, проводимая под эгидой защиты и безопасности самой крупномасштабной мистификацией и введением людей в заблуждение, которое основано на собственной беспомощности и лени, неготовности идти против течения, или даже замечать, что они находятся в течении их безудержно сносит в открытый океан, так удачно названный в честь древних великанов?

С другой стороны, если принять наличие в мире одного государства, словно одной системы распространения данных или одной идеологии, которое может и готово подчинять себе другие образования, то становится ясно, что малые народы или национальные меньшинства теряют всякую надежду на собственническое чувство сохранения себя в мире, как независимых единиц. Они могут общаться и вносить свой вклад, они по-прежнему получают право на сохранение и развитие своей культуры и искусства, им даже может казаться, что они как никогда далеко продвинулись в своих возможностях для обретения себя и пользования всеми мировыми благами, которые имеет человечество. Но не попали ли они вместо этого в самую завуалированную ловушку, которую только могло создать человечество для самого себя? Это уже не так колючая проволока, которой обтягивали поле боя, это просто безобидная сетка для защиты от покушающихся на частное имущество, плоды в огороде и ценные вещи в доме. Но эта сетка ограничивает и преграждает путь не только для негативного мышления, но и для мышления развивающего. Где здесь находится абсурд? Он скрывается в разнице, в условиях, которые навсегда утеряны, в человеческой природе и повседневной жизни. Основой для возникновения местных культур и была культурная изоляция, которая за века и тысячлеления приводила к формированию тонких и ярких украшений, отражающих повседневную местную жизнь. Вместо этого в современности всякий подлинный интерес к местным промыслам утрачивается в смысле развития, он остаётся только как сохраняющий интерес, интерес к истории, о ходе которой правда стараются говорить мало за пределом обозрения материальных свидетельств, следов ударов на найденных доисторических костях и следов осколков на украшениях городов. Кто выпускал эти снаряды или как вели себя кроманьонцы по отношению к неандертальцам? Эти вопросы кажется больше не представляют серьёзного научного интереса, с скорее оказываются предметами для спекуляций. И именно в этом проявляется абсурдное отрицание смысла происходящего; в своём не кажистинии, а оказывании сам ход дискуссионной переосмысленности находит самое простое воплощение в переворачивании пластов того, что уже можно было бы считать отмирающими тканями лесов; и это было бы неплохо само по себе, если бы на место лесов как в современности, так и в доисторические времена не приходили пустыни. Оазисы мыслей если и прорастают, то уже не привлекают усталых путников, поскольку местность уже не имеет значения в мире шаризации, где все точки на планете одинаково хороши для доступа к активам нового государства.

Новое государство

Что такое новое государство? Для государств прошлого были характерны такие важные элементы атрибуции, как земля, власть и народ. В послесовременности все эти элементы настолько изменяют своё содержание и форму, что институциональной значимости отношения по поводу каждого из них на этапе перехода от послесовременности дальше уже не имеют в прежнем смысле. Земля становится скорее объектом на картах одной из крупнейших инфраструктурных сетевых организаций. Власть понимается уже не в рамках лидеров или самых компетентных людей, а в смысле взаимодействия специально обученных людей между собой с целью ведения бесконечных дискуссий о пустом и порожнем, они по-прежнему занимают экраны массового донесения данных до населения, подтверждая свою пропагандистскую природу, прикрытую листом свободы и независимости. Народ в действительности уже не является объектом рассмотрения современности с укреплением национальных государств, которые в послесовременности только расширяют свой институциональный охват; вместо народа занимают отдельные личности и их вовлечённость в мировую динамику; ситусные и статусные группы окружают бытие повседневности своим никчёмным профессионализмом и этикой, тогда как личности отправляются на собственные поиски, всё также протестуя внутренне, там, где они не способны ничего предпринять снаружи.

Новое государство строится на объединении знаний, культурных общностей и концепции повседневного эргономичного существования. Знания и данные определяют мыслительные процессы, которые ведут людей дальше и дальше к светлому будущему, по крайней мере как следует из части доступных знаний, по крайней мере в ближайшем будущем. Данные прежде всего представлены возможностью сетевого обмена, а само поступление постоянной информации определяют образ жизни большинства городских жителей. Этому образу ещё противостоят некоторые местные сообщества и группы, но они выглядят скорее как хранители традиций прошлого или предаются декадентским настроениям, свойственным в своё время обществам переходного послесовременизма. Интересно было бы описать возникшую ситуацию с позиции основателей и вдохновителей общества открытой информации, но они мало задумывались о естественности ограничения доступа к информации в некоторое время и в некоторых местах. Может быть поэтому люди и стремятся к непрерывному соитию с информационным пространством, к получению последних данных, ведь даже само проведение сказывается на их положении в обществе, на решениях, которые они принимают, пусть даже они принимают в действительности не так уж и много решений. Данные не в силах описать в сущности всего происходящего, они лишь подводят черту под каждодневной упёртостью в собственной правоте, которая встаёт на место стремлению к обмену мнениями и построению полной картины действительности. Да и сама картина действительности абсурдным образом раскалывается на множество. Это уже не только отточенный камень Сизифа, который давно разровнял дорогу настолько, что Богам самим пришлось бы тратить больше сил на создание искусственных неровностей, чем у него на её выравнивание, это уже и не красные небеса, посылающие холодный дождь среди летнего холода, это просто множество опасных и расколотых кривых зеркал, сделанных из пластика, но от этого не менее острых. Является ли достижением наличие подобного доступа к необходимым данным, приправленным обрывками сознания множества участников процесса передачи простых фактов? Можно сказать и да, и нет; но положительная сторона, которая должна выражаться в наличии каталогизированных и проверяемых в общем пространстве новостей не проявляется, хотя сами знания магическим образом становятся всё более доступны через создание соответствующих страниц, которые правда не дают ещё никакой гарантии в свободной публикации новых создаваемых знаний, скорее сосредотачиваясь на знаниях прошлых, судьба будущих знаний, равно как и публицистических материалов, остаётся под вопросом.

Культурные общности описывают создавшиеся условия того, что в массовой культуре послесовременности стало обозначаться как звук (sound) или внешний облик (look) и некоторые другие явления. Со временем они стали общепризнанно отвоёвывать позиции у традиционализма и превращать не только массовую культуру в прототип ущербности и перенасыщенности. Технологии нейтральны, но нейтрально ли их повсеместное встраивание в процесс театральной постановки, использование движения техники подобно использованию роботов для доступа ко внутренностям организма. Допустимо ли использовать для создания более качественных полотен или трёхмерных сцен множества технических средств, которые будто бы сами организую процесс творчества, превращая музыку и художественное искусство в сплошной кинематограф? Там, где должны были обосноваться повсеместные построения местных культур получает распространения тактика выжженной культуры. Она состоит в завоевании массового зрителя имеющими успех постановками и картинами. Прочие творения отходят на второй план. Но это уже не голоса или роли второго плана, которым когда-то присваивали Оскар, что играло роль в борьбе за права чернокожих, это просто кино и музыка, которые остаются вне поля восприятия массового зрителя. Но в этой когорте оказываются не только произведения множества творческих людей, не участвующих в собрании масс, но и практически всё, что должно было развиваться как местные культуры, не находящиеся в поле западной музыки или западного изобразительного искусства. Вместо занятия своего места последние довольствуются ассимиляцией себя в общем потоке культурной общности. Культурная общность представляет собой институциональное образование контекстуально единых норм и требований к создаваемым произведениям искусства, поддерживаемое относительно гетерогенным сознанием множеств участников в шаризованном процессе межнационального обмена артефактами. Культурная общность наслаивается на сферу знаний и данных, что обеспечивает ведение прямых трансляций и донесения трёхмерности происходящего с пространственным звуком. Единственное, что не позволяет и не стремится передать эта наслоенность — смысла и значения происходящего. Плоды происходящего в действительности вкушают тысячи, воспроизводят и осознают его в отражении действительности единицы, чему свидетельством является количество просмотров немассовых произведений даже не по сравнению с самыми просматриваемыми творениями, а по количеству. При всём при этом культурная разобщённость является одной из основных причин нерешённых конфликтов, когда некоторые группы выступают против основ цивилизации именно в её подобных культурных проявлениях, что находит отклик у самих же представителей развитых стран. Абсурдным является то, что для решения подобных культурных противоречий так и не было создано более адекватных институтов, чем декадентсво и вооружённый протест.

Повсеместное эргономичное существование описывает физический уровень нахождения людей в области городского или загородного комфорта и касается всего их окружающего, что необходимо для поддержания их покоя и существования, начиная от еды и заканчивая путешествиями. Но главной составляющей этого процесса является престижное потребление повседневности, связанное с характеристиками среды пребывания и удобством одежды, технических и прочих средств, которыми пользуются люди. Сами параметры среды становятся основой для формирования понятия о собственном существовании людей и их жизненном пути, который состоит из нахождения в зоне эргономического существования, которое держит их в лучшем случае на гребне волны цивилизационных достижений, доступных в данный момент. Данность повседневности увлекает всё дальше и со временем становится нормальным поддержание необходимого состояния, которое сводится к получению некоторой нормы информации о происходящем в мире, о новинках и достижениях, что необходимо для определения и оценки параметров повседневной эргономичности. Его можно определить как доступный в данный момент уровень личного производства, что и является для каждого человека некоторым идеалом собственной жизни — нахождение в условиях, в которых личное производство будет позволять добиваться наибольших результатов. Но это неявное допущение эргономической максимизации функции производства и потребления собственного человеческого капитала обеспечивает тем не менее устойчивое развитие и приобретение разнообразных средств индивидуального производства, начиная от средств просмотра фильмов, общения с друзьями и родственниками и заканчивая средствами подкормки растений и защиты их от болезней и вредителей. И стремление к эргономичному существованию безусловно является одним из основных, если не основных, достижений послесовременности; оно обеспечивает ровные и красивые дороги, безопасные здания и инфраструктуру вокруг них, множество приложений и средств для развлечения информационной среды, повсеместное изобилие и шаговую доступность продуктов и бытовых услуг, одним словом люди избавляются от препятствий, которые ещё недавно делали путешествия через континенты сравнимыми с подвигами из древних легенд, а безопасный жизненный путь — прогулкой по горным перевалам в период таяния ледников. Но за глянцевой оболочкой скрывается всё та же опустошённость, что и в большей части страниц подобных журналов. Безопасность от войн и конфликтов сменяется подверженностью раковых заболеваний от содержащихся в продуктах канцерогенов, доступность еды оборачивается проблемами с ожирением и пищеварением, лишёнными которых оказываются лишь посетители немногих заведений, да и то редко по причине излишнего и бесконтрольного потребления, транспорт становится чуть ли не самоцелью, подобно перенацеленным своей бесцельностью путешествиям для развлечения в одно и то же место. Да и вся жизнь превращается скорее в страну Диснея, чем в приближение к прогрессивному наукограду, где все жители увлечены тестированием последних достижений техники. Поскольку стремление к жизни и удобному существованию всё же побеждает, то и в игрушечном и аккуратном мире возможно уединение и осмысление происходящего. Но это является скорее исключением из существования в победившей зоне комфорта. Абсурд никуда не отступает, и подобно тому как парки развлечений возникают среди пустынь или болот, так и красивые дороги ложатся на плечи налогоплательщиков или неплательщиков и соседствуют с запущенностью большей части мировой инфраструктуры, находящейся за пределами комфортного обитания золотого миллиарда, где проблемой является не только скорость и простота передвижения, но и бесперебойность электро и водоснабжения, наличие системы канализации. Пока деревенские средства эргономики с тихими садами и баней уходят в прошлое виртуальный мир становится словно окном в прекрасный мир мнимой эргономики, открывая свои враждебные маркетинговые объятья для неокрепшей психики лишённых надежды на повышение комфорта своего окружения, но о проблеме разложения моющих средств в условиях отсутствия канализации будут задумываться отнюдь не продавцы и производители.

Эффективная в параметрах неоклассической модели или с точки зрения учёта эффектов поведенческих финансов повседневная жизнь могут быть рассмотрены в качестве одного из достижений послесовременности. Но в противоположность эффективности ещё более важно то, что всё чаще возникает вопрос об ограничениях подобных методов и вопрос о самой важности определения эффективности повседневной жизни людей, вопросы о их культуре, о том, откуда и как они получают данные. Далее рассмотрим некоторые ключевые вопросы, которые как будут укладываться в видение нового государства, так и переплетаться с другими сферами.

Доверие и доверчивость

Одним из ключевых животрепещущих вопросов является обеспечение доверия людей друг к другу, ведь именно эта сфера становится одной из основных областей для нарушения как в физическом, так и в информационном проявлении. В информационном проявлении проблема доверия сводится к обеспечению таких состояний участника сетевого пространства, как конфиденциальность или анонимность, что обозначает различные подходы: либо сокрытие себя по собственной инициативе, либо отказ от анонимности с предполагаемым доверием к противоположной стороне, которая хранит личные данные, но обеспечивает их защиту. Несмотря на все злоупотребления и угрозы именно эту сферу можно считать одним из основных достижений послесовременности. В сетевых сообществах зачастую устанавливается подлинно дружелюбная обстановка в общении совершенно незнакомых людей, которые в повседневной жизни могут вести себя совершенно иначе, причём сдерживающим фактором негативного мышления выступают соответствующие пользователи, готовые взять на себя роль арбитров и защитников. Но доверие в информационном пространстве становится словно механизмом вытеснения для доверия из обычной жизни, в которой люди не чувствую уже той защищённости и стремятся из неё уйти из-за отсутствия анонимности в общественных местах. Скрывшись за экраном уже не так просто продолжить существование среди множества готовых распознать тебя окружающих людей. Даже нахождение в транспорте становится странным процессом сближения и отдаления, где физический контакт способен вызывать эмоции, проецируемые на плоскость нового ни к чему не обязывающего общения. И не случайно, ведь в сущности транспорт является таким же инфраструктурным элементом, как и сетевое пространство. Но, с одной стороны, и там, и там сохраняется оценивающая предопределённость предрасположенности к дальнейшему общению, а, с другой стороны, за пределами инфраструктурного общения доверия становится меньше из-за вывернутости обсуждаемых фактов на основе прошлого опыта. В отдельных инфраструктурных ситуациях есть только ситуация и ничего больше, никакой контекстуальной наполненности фактуальным содержанием прошлого. Например, в общении автомобилистов, едущих друг за другом по трассе и потом приветливо машущих друг другу руками, или во взгляде путешествующих в одной и той же маршрутке несколько дней мужчины и женщины, или в сетевых пространствах, которые строятся как по случайному, так и тематическому принципу (правда тематические комментарии как и с другими элементами данных становятся уделом скорее обсуждения массовой культуры, чем проявлений выходящих за её поток образований). Коллективы могут рассказывать свои тайны внутри, но скорее это становится уделом отдельных образований, в целом же они скорее становятся охваченными вирусом недоверия. Да и семьи, зачастую превращаясь в гражданские браки, строятся на принципах скрытия друг от друга самого важного, что может быть у них есть. Тайные мысли в противоположность расхожей истине скорее готовы остаться тайными и лучшее средство для этого сокрытия — растворение в бесконечном информационном болоте посреди других. Абсурдность недоверия приводит к встрече недоверяющих друг другу супругов анонимно в сетевых сообществах вместе с любовниками и любовницами. Установится ли после такой встречи доверие? По крайней мере это начало для чего-то большего, чем то, к чему их привели дороги абсурда вместе с другими пользователями информационного пространства.

Доверчивость можно считать либо свойством людей, сформированным в периоды привыкания к заботе государства о своих подданных, либо особым состоянием, характерным для сетевых сообществ. Если в первом случае доверчивость обуславливается стремлением к получению предусмотренных благ, предоставление которых должно становиться функцией государственных служащих, то во втором случае доверчивость связана со стремлением к достижению взаимной близости людей, пусть и в абстрактных коммуникациях, лишь иногда способных выходить за пределы абстракции (пусть даже подобный выход и является целью большинства участников, но изначальная взаимная близость обретается за пределами личной явленности друг другу). И как государства утрачивают необходимость иметь государя в своей основе, так и люди утрачивают иметь возможность понимания, что за человек или даже не человек, а робот или множество людей, осуществляют с ними переписку и прочие взаимодействия (которые уже могут не являться ни человекодействиями, ни взаимо-действиями, а просто операциодействиями или машино-человекодействиями, где действия людей сталкиваются с проявлением алгоритма и подобранных фраз и картинок). Доверчивость заводит людей слишком далеко, чтобы они могли уже вернуться тогда, когда вся окружающая действительность в сущности не представляет и не заслуживает доверия. Но в негаллюциногенности мира они могут быть уверены намного в большей степени, чем в неодурманенности собственного воображения, увлечённого идеей посвсеместного доверия, которая создана лишь на основе идеи ограниченного доверия, обусловленного доступными средствами и технологиями. В сущности же это довольно интересное свойство, которое бывает искренним проявлением только первые несколько секунд, а затем люди возвращаются к своим собственным устремлениям и идеям. Если они и находят общий язык, то это язык утраченного доверия и небольших секретов. Случаи установления бескорыстного и бесцельного доверия между людьми вероятно становятся более редкими, чем случаи изобретения ботами новых выражений для общения между собой и уже это является довольно абсурдным.

Чувство утраты доверия является специфической реакцией на изменение отношения к окружающей действительности с соединением пространства действительности и сетевых взаимодействий и заключается в подозрении любых участников сети в их нереальности. Конечно, все участники сетевых взаимодействий становятся своего рода актёрами, которые каждый день могут менять роли и устраивать новые похождения по неизведанным коридорам зазеркалья. Но, как правило, они сосредотачиваются на нескольких пространствах, в которых находят пристанище для своих мыслей. Они в большей или меньшей степени создают свой искусственный образ, расходящийся с действительностью, и находятся в упоительном состоянии, поскольку степень возникшего расхождения не способен оценить никто, кроме них самих и их собеседников до момента их встречи. Но момент встречи далеко, да и там можно будет сыграть свою роль под маской, поэтому доверие в сущности оказывается частью игры в скрытых персонажей. Но подлинной реакцией на возникшее несоответствие становится чувство утраты доверия к собеседникам,которое может не проявляться до поры до времени, когда наступает момент каких-либо взаимных действий. И здесь потребуется для восстановления подлинного доверия видеозвонок или предоставление каких-либо сведений личного характера. Поразительно, что люди постоянно находятся в процессе восстановления доверия и они его действительно находят теми или иными способами и до той даже степени, что они начинают доверять друг другу даже больше, чем родным и близким и сообщать друг другу факты своей биографии, которые вечно будут скрывать от «самых близких» людей. Подобные случаи, хотя они могут происходить и не со всеми, и иметь гораздо более жестокие противоположные примеры нарушения конфиденциальности, но служат подтверждением возможности установления сетевого доверия, как крупнейшего достижения послесовременности.

Независимые проекты

Ещё одним важным достижением послесовременности является формирование института образования независимых проектов, в первую очередь основанных на совместном сборе средств для их реализации. Проекты в данной когорте включают как связанные с хозяйственной деятельностью напрямую, так и общественные и природные лишь косвенно привязываемые к их хозяйственным последствиям (простейшей оценке окупаемости в виде соотношения затраченных и полученных денежных средств, которое может достигать сотен, правда при этом точных оценок нельзя сделать, они лишь приблизительно отражают мнение авторов о сногсшибательности собственного проекта). Парадоксальным в формировании подобной инфраструктуры является отклонение от основной линии развития рыночных институтов, которые предполагают в данном случае привлечение профессиональных венчурных инвесторов. Но небольшие проекты могут не являться предметом интереса для подобных вкладчиков, поэтому функцию оценки и финансирования перспектив множества независимых проектов передаётся простым пользователям сети, готовым поучаствовать во всём, начиная от выпуска новых музыкальных работ, новых бытовых приборов и техники и заканчивая помощью детским садам и школам.

Помимо названного парадокса сложно указать на недостатки данной идеи, помимо её излишней картинности и показного характера, когда действительно вместо продуманного бизнес-плана предлагается красивая картинка, которую вкладчики уже успели распознать. Множество пользователей же может не увидеть явных недостатков, тем более, что авторы после неудачи в одном месте постараются всячески скрыть недостатки. Это означает необходимость создания и развития повсеместной инфраструктуры, в которой бы накапливалось мнение как профессиональных участников рынка вложений капитала, так и широкого круга вкладчиков. Объединение же становится зачастую невозможным из-за самой природы независимых платформ. Хотя основные из них известны, но они могут появляться в различных странах на разных языках, что затрудняет доступность необходимой информации, ведь роль арбитров и анализаторов проектов либо остаётся вакантной, либо воспринимается неоднозначно и с предубеждением (не конкуренты ли?).

Ещё одним препятствием для развития инфраструктуры независимых проектов является её ограниченная доступность, несмотря на кажущуюся сетевую открытость. Во-первых, для участия в интересных именно конкретному участнику проектах потребуется анализ множества ресурсов, во-вторых, ресурсы могут предоставлять информацию только на одном или двух языках; в-третьих, будут существовать правовые и инфраструктурные ограничения, такие как налогообложение, использование платёжных систем.

В целом достижение возможности основывать собственные проекты и даже быстро привязывать к ним внутренние крипотвалюты сложно переоценить. Если дополнить некоторым содействием государств в области поддержки инновационного предпринимательства, то получается довольно радужная картина будущего повседневного сетевого предпринимательского сообщества. Но говорить так было бы большим искажением действительности: ведь с одной стороны подобную независимость просто поглощают своим влиянием крупные организации и игроки; а с другой стороны ограничения бюрократии и повседневного мышления никуда не исчезают с появлением подобных проектов. Как только ни собирают пользователей они сталкиваются с необходимостью соблюдения рутинных условия и выполнения множества требований, выдвигаемых в отношении предприятий, оказывающих услуги и выпускающих продукцию, от отчётности перед множеством органов до документального оформления процедур закупок. Тем не менее, даже если проекты не входят во всей своей красе в повседневность, но они имеют все шансы на своё всё большее распространение в будущем, если конечно они с успехом преодолеют названные ограничения.

Проблемы эргономики

Возвращаясь к специфичности стремления к эргономике повседневной жизни остановимся на нескольких жизненно важных элементах, один из которых связан с нахождением в воздухе, а другой — с процессом приобретения товаров. Хотя мы могли опуститься и на дно пещер и на многолюдные пляжи с раскинувшимися вдоль скал бетонными жилищами с комфортной температурой воздуха и влажностью — везде мы узнаем положительные стороны послесовременности, везде найдём его достижения. Они являются с одной стороны прямым следствием естественного развития технических средств, которые приходят на смену прошлым ручным технологиям, а с другой стороны продолжают собой сохранившееся традиции Древнего Рима, вновь волощённые в классической архитектуре и в полотнах дорог, в плавном передвижении между морскими гаванями и в выращивании на плантациях необходимых съестных продуктов питания. Однако проблемы недостаточно уютного размещения в комнате на ночлег вряд ли будут столь очевидны, как различия в такой сложной отрасли как авиаперевозки и в основе решения повседневных забот — в продаже товаров и услуг повседневного спроса, хотя и в проживании мы сталкиваемся с проблемой различия повседневной и функциональной жизни, которую пытаются разрешить в скрещивании возможности местного проживания и участия в этом процессе крупных организаций как основных игроков, что потенциально только наращивает абсурдность происходящего, хотя и способно решить некоторые институциональные проблемы через появление новых видов трудоустройства как с услугой организации частного извоза под эгидой фирмы обмена информацией.

Эргономичная среда: перелёты, избавление от границ, местные аэропорты

Избавление от границ начинается уже на земле, как только мы вступаем в пределы международного терминала и отправляемся за приобретением желанных алкогольных напитков, пронзаем носом вожделенные запахи, взрывающие наш мозг своим чарующим ароматом давно увядших и хорошо упакованных растений и цветов, замешанных на неблагозвучных удержателях, подобных мускусу. Это сказка, которой не суждено кончаться, поскольку это лишь небольшой и первый шаг к достижению подлинной свободы и отрешённости от повседневности. Магически самолёт поднимается к чистому или ещё пасмурному небу, это не важно, он летит уже рядом с солнышком, обогревающим на высоте нас ярко, независимо от сезона, да, можно вот так прислониться к иллюминатору и загорать даже через стекло, а не мучиться болотным холодом скрывающихся озёрных линий умеренно-влажного климата. И куда? Конечно в идеальное место для отдыха: на океан или в средиземноморье, там, где и жарко и солнечно и зелень встречается в достаточном изобилии благодаря переносимым массам испаряющимся во многом здесь же недалеко и висящими над аэропортом дымкой приятной духоты. Затем хочется вкушать всего сразу и в больших количествах, наслаждаться теплом, действующим подобно микроволновой печи или грилю, но ценимым намного больше и с несравнимым пиететом по сравнению с последним путём тушек животных. А они кстати тут недалеко, вы обязательно захотите их испробовать, как только уловите аромат хрустящей корочки и превосходных соусов от набивших за некоторые горы поворов, приветливо крутящих вертел, словно так всегда и было заведено. Но, нет не стоит обманываться, это всего лишь недавно возникшая отрасль туризма и морского отдыха, которая ранее напоминала самостоятельные путешествия. Раньше не было справочников и богатого выбора, не было бесконечного информационного пространства, а теперь оно здесь — всегда к вашим услугам доступные билеты и предложения на любой кошелёк, ну за исключением того, то не ломится от изобилия даже мелких монет.

Но процесс становления и процветания прекрасно выглядящей на свой поверхности отрасли даже в центрах мировых перелётов не выглядит столь радужно, как кажется со стороны начищенных стеклянных фасадов аэровокзалов. С одной стороны ми видим проблемы, пронизывающие необходимость расширения даже самых крупных аэровокзалов. А с другой стороны серьёзной проблемой поддержания деятельности небольших аэропортов озабочены не только отдалённые города Сибири и Дальнего Востока, но и Великобритании, стран Центральной Европы.

Эргономичная среда: Разнообразие товаров и услуг — покупки, как образ жизни

Приобретение товаров и услуг становится не просто выходом из сложившегося положения, решением накопившихся проблем или стремлением к будущему, и даже не просто процессом деликатного нахождения в приятной обстановке удовольствия и изобилия, оно становится именно образом жизни большинства людей, самим процессом жизни, в котором люди ежедневно находят своё прибежище и свои надежды. Конечно, это лишь одна сторона медали, другая сторона сугубо положительная — наличие необходимых благ в любую секунду, что даже выглядит парадоксально, но сложившаяся среда пронизывает мысли и действия настолько, что хочется потреблять снова и снова, разные и разные вещи и проблемы выбора или длительных раздумий при этом не возникает; возникает просто желание-потребность посмотреть фильм или купить товар. Пусть в сущности выбор не велик, но он есть, и уже в самом процессе ограниченного выбора люди находят всё большее удовлетворение.

Валюты для каждого — миф или реальность?

Одна из инноваций, непрестанно сопровождавшая послесовременность — это превращение денег в товар. С новыми системами децентрализованного хранения денег (цепочками блоков, англ. Blockchain) участники всемирной сети данных получили доступ к вложению в частные независимые (от государства) хранилища стоимости, равно как и создавать свои собственные объединённые хранилища, или даже собственные валюты (например, основанные на научных вычислениях). Но данное достижение серьёзно омрачается некоторыми фактами, такими как затруднительность для массового применения по техническим параметрам, неопределённость правового статуса и, что самое главное, сосредоточение валюты в руках немногих держателей, означающее на деле ещё большую концентрацию и зависимость, чем в случае с гарантируемыми до этого знаками государством. В итоге представителям общества послесовременности остаётся надеяться, что их вложения в новые валюты избегут девальвации, и что это не произойдёт одновременно с обесценением других активов, в которые они захотели вложить средства.

Система отзывов и предложений или нейромаркетинг?

На смену массовой рекламе мыльных корпораций времён победившего либерализма во второй половине эпохи послесовременности получают развитие сетевые сообщества рекомендаций и целые организации, ориентированные на так называемый сетевой маркетинг. По сути речь идёт об очередной подмене понятий и замене предоставления информации о товарах на рекламные материалы, а ведь по другому быть не может — фирмы заинтересованы в продвижении собственных товаров и в отвлечении покупателей от товаров конкурентов — а здесь все средства хороши, как написание заказных отзывов, так и поощрение обычных покупателей для написания хвалебных отзывов. Хотя на некоторых рынках, преимущественно на рынках данных, приложений культурных материалов система отзывов показывает свою достаточную эффективность. Для традиционных же услуг и товаров новые технологии могут создать непробиваемую завесу легенд и лжи, за которой почерпнуть информацию о товарах и услугах ставится задачей героев и тайных агентов.

И всё же никто не застрахован от систем автоматической доставки содержимого, не спасают ни ограничители рекламы, ни сознательные фильтры: система работает пока просто и достаточно эффективно в своей прямолинейности — действует на сознание граждан, подобно тому как действуют проповеди евангелистов, устоявшиеся в идеологическом центре послесовременнизма. Но по большому счёту не важно, что проповедуется — любовь к ближним, преданность государству или флакончик с шампунем: композиция слов, профессионализм маркетологов или их наивность сделают своё дело и одним из путей содержимое рекламного объявления будет доставлено до сознания публики. А сознание — вот элемент, за который продолжаются сражения на море, на суше, в сети и на экранах. Сознание людей на некоторые моменты отключается от личних источников и получает возмоность в стеи выбирать только то содержимое, которое оно хочет посмотреть, в большей стеени, а раз так — то итвы за сознание не будут утекать, вуалируя осторожность — ещё одно небольшое достижение послесовеременности. Не случайно люди всё в большей мере начинают задумываться о природной и общественной ответственности фирм-производителей, а это значит, что со временем может проявиться и массовый спрос на просмотр отчётности о деятельности и состоянии дел в организациях, что будет свидетесльствовать о росте личной осознанности в отношении имеющихся проблем. Но по большей части эта возможность ещё не реализована, а люди продолжают потреблять множество красителей, подсластителей, сахара, усилителей вкуса, наслаждаясь в это время отсутствием вкуса суррогатов. Но прививка вкуса — процесс не быстрый, и достижение, которое было бы слишком наивно ожидать от постмодернизма, хотя чем модернизм не шутит?

Формальная бюрократия

О бюрократических проволочках в различных демократических институтах не знает только ленивый, но так или иначе сложные особенно межгосударственные отношения требуют сложной институциональной организации, в которой сложная многоуровневая система будет пытаться разрешить все возникающие противоречия и конфликты. Но в общем случае если бюрократия характерна для любой управленческой системы национальных государств, то для демократии послесовременности характерны формальный абсурд, попытки переопределения равенства, эгалитарно-элитаристское смещение в виде смешения неравного доступа с равным декларированием правовых оснований, формальное разделение правового и отход от морального определения нравственности. Но как, например, мы можем определить и подтвердить установление формальной нравственности, ставшей частью формальной бюрократии послесовременности? С одной стороны формальная нравственность определяется через рейтинги и правовое формальное признание в развитии демократии, когда индекс человеческого развития, например, заменяет собой стремление к определению моральных качеств людей. Сами люди в соответствии с доктриной постнеолиберализма понимаются как независимые индивиды, существующие на поле равных возможностей, но это поле равных возможностей только юридически равноподдерживающе. На практике и до юридического равенства оно удалено почти также, как и до морального. Поскольку единых моральных критериев правовая система не может и не должна утверждать (хотя ранее в некоторых системах или на словах это может декларироваться), то в работу вступают сетевые сообщества, предоставляющие информационную поддержку людям не только в затруднительных ситуациях, но и в их повседневной жизни. И в условиях сетевых сообществ люди не могут требовать ничего, кроме формальной нравственности, основанной теперь на взаимодействии администраторов ресурсов, сообществ, переписок, и сказанных участниками слов. Только слова, символы, знаки, изображения теперь выступают в качестве основы сетевого формализма и новой сетевой бюрократии, но эта бюрократия по сути и абсурдности следует непосредственно из ранее возникших формальных бюрократических образований, одно из которых и было разработчиком сетевых технологий. Даже при личном общении люди в большей части понимают и оценивают друг другу через сетевое отображение формальной нравственности, неявно представляя одного из себя администратором или делая это по-очереди. При формальном отображении себя в сеть через систему записей, статусов, снимков и видеозаписей значительная часть историй остаётся не рассказанной, но этого новые формальные демократические институты и не требуют, пусть они преодолевают формальную бюрократию прошлого, но лишь ценой встраивания её в себя. Электронное правительство — лишь новое проявление формальной бюрократии, на этот раз уже призванное довести все начинания бюрократизации до логического абсурда. Количество шагов и документов сокращается, как и время, необходимое на оформление, но формализм от этого только увеличивается, ведь человеческий фактор на этот раз оказывается исключённым из бюрократии, как и из демократии полностью.

Рацио и иррацио

Рационализм и иррациональность переплетаются во многом с классической традицией и подходом модернистов, но установить, где на поверхность выходит одно и скрывается другое часто не представляется возможным. То, что в картинах Сальвадора Дали можно найти отсылки к условности определения времени, неоднозначности пространства означает всё же приверженность новым граням рациональности, также обстоит дело и с квантованием света и соответствующим изображением на полотнах разорванности цветов и форм. Но раз то, что вчерашняя рациональность сегодня кажется абсурдной — то в этом и состоит проявление прекрасного, проявление, которое ставится в постмодернизме под вопрос. Вновь гладкие формы и гнёт недоделанности стандартной модели, относительная стагнация в поиске новых частиц и в создании мирного термоядерного синтеза — такое ощущение теперь владеет умами художников, точнее не умами, а их подсознанием, умы же скорее заняты если не коммерческим, то выставочным успехом. Раз протест превращается в критерий успеха, то не выглядит ли интегралом функции абсурда определение успешности протеста? Но всё это не проблема для нового воображения, ведь ход времени вновь объявляет о своей дискретности и относительной предопределённости: от полотна до полотна, от песни до песни, от города до города. Параллельные миры и реальности по прежнему проникают в массовое сознание, но то уже окончательно оказывается заполненным фентезийной мифологией, так, что кажется вот вот и очередная злая птица вырвется из оков закалённого стекла телефона.

Равенство, как и рациональность становятся трудным для определения. Что это? Равный доступ к информации, или, может быть, равные возможности приобретения пищи? Равные условия для труда и отдыха? Или равные впечатления? Равный образ жизни? Все эти виды равенства утопичны. Информация для каждого раскрывается в своём свете, равно как и морской берег по-разному выглядит из лучшего отеля или из хостела. Ощущения нельзя подменить, но кажется теперь их можно купить? Равный доступ к товарам и рынкам — вот что скрывалось за длинными определениями. Равные возможности купить номер, или получить качественный монитор, откалибровать его и наслаждаться цветами лучших фильмов и картин — ещё один критерий. Безграничное существование и абсурдная бесцельность свободы — ещё один вариант самореализации. Но массы не выступают подлинным критерием успеха, как не является им ни стоимостная оценка, ни следование техническим стандартам само по себе. Люди получили базовые возможности пользования техникой и расширенные и всё больше уповают на различные шкалы и градации, уровни ощущений. Но парадокс заключается в том, что стандарты можно установить для неравенства, но стандарт равенства невозможен, поскольку кажется, что ни один из 10⁷⁷[1] атомов во Вселенной не движется в одном направлении с одинаковой скоростью. Поистине поэтому удивительно, что мы можем установить для них общие закономерности и даже пытаться их посчитать (в скобках напишем, что к пониманию тёмной материи и энергии постмодернизм не подобрался, а поэтому нельзя в действительности сделать определённых выводов о количестве частиц), и быть в них достаточно уверенными. Но поскольку наше незнание никогда ещё не приобретало таких ярко выраженных форм (под тенью признания незнания природы 95% содержания Вселенной), а наше стремление к новым знаниям не воплощалось в подобных созданным в послесовременности устройствам, базам и методам организации, то пусть и весьма ограниченный прогресс в научном направлении можно также считать успехом.

Ещё более обнадёживающе выглядит совместное стремление к новым знаниям, поскольку для распространения знаний сняты формальные ограничения: итоги исследований можно с лёгкостью пересылать и публиковать. С другой стороны в подобные публикации рискуют сталкиваться либо с несоответствующей критикой, либо с её отсутствием, вынуждены противостоять потоку несодержательных и рекламных сообщений, а также попыткам похищения содержимого и многому другому технически. Также сама система «свободного» распространения приложений и распространения приложений с исходными текстами с одной стороны касается раскрытия исходного кода проектов, потерявших коммерческую значимость, а с другой стороны касается технических проектов, доступных к применению лишь ограниченным кругом лиц. Раскрытие исходного кода, конечно, выглядит как шаг на пути к новому уровню взаимодействия, к отказу от защитной функции закрытости, к построению открытых систем, в котором информированность участников уже сама выступает как защитная функция среды, но эта открытость ещё не выглядит достаточным условиям для существования самодостаточного института, способного стать системообразующей частью модели нового государства. Вместо этого, видимо, попытки ограничения коммерческого использования всячески терпят фиаско, в то время как коммерческие продукты, равно как и информация, находит ограниченность применения и встраивания в новую систему. Движение пиратства (информационного) на этом фоне хоть и получает политическое признание в раде стран, но пена послесовременности уже не содержит в себе ни столько романтики, свежего морского воздуха, ни даже бескомпромиссности и риска. Поэтому дорога от частного и личного знания до общественной полезности и признания выглядит лишь в самом дальнем приближении институционализированной, но она может быть теперь пройдена, и даже не всегда на законном основании — а это и серьёзное достижение против устоявшейся системы и шаг на пути к её совершенствованию.

Вся власть — народу? Вся наука — кому-то.

Так было модным говорить ещё до эпохи послесовременности, это было скорее Новое время, с новыми масштабами и новыми идеями, когда люди всё ближе подбирались к пониманию устройства мира и ставили лучшие свои изобретения на поток. Казалось прогрессу не будет границ и предела, а светлое будущее будет уже совсем скоро ослеплять своим великолепием. Но за этой суматохой правители, вожди и люди словно не замечали, что они уже отошли от понятия народа, что общественные достижения оценить и сравнивать будет гораздо сложнее, а создать новую моральную теорию и тем более практику — практически невозможно. Они не знали, что и в других областях они увидят такое количество проблем, с которыми старые методы и мысли начала Нового времени вновь окажутся неспособны справиться.

Постмодерн в его политической стороне мог быть основан на мысли, что демократия — это лучшая замена другим системам управления обществом, хотя и несовершенная, но наиболее адекватная. Но дело оказалось хуже и оказалось, что демократия превратилось в пародию на саму себя, а не в новый улучшенный образ, отполированный до блеска лоснящимся глянцем. Как те глянцевые журналы, которые хуже горят в традиционных добротных средневековых каминах и печах, так и демократия не стали заменой рабовладельческому строю, в котором она и возникла. Она всего лишь закрыла глаза всем тем самым полиэтиленом, из которого она пыталась построить новый мир послесовременности. Права не могут быть дарованы тем, кто не знает, что это такое и откуда они берутся. А те кто занют не могут их даровать, потому что они понимают всю условность и ограниченность правовых концепций, как и отсутствие их связи с действительными правами, которые мы могли бы установить с природой, но которые оказались бы намного меньшими, чем право на распоряжение чужими жизнями, жизнями деревьев и букашек, живущих на деревьях, в затапливаемых степях и лесах. Но вся эта нелигитимность права и ненаправленность демократических устремлений — только полбеды из того, что называется меньшим злом. Поскольку постмодернизм рассматривает жизнь через игру и через призму ироничности и отрешённости от действительности, то он постепенно утрачивает прошлые грани, создававшие неплохую систему стяжек и противовесов для общественного безумства. Вместо этого демократия превращается в машину по взращиванию общественного безумства и безболезненного введения себе инъекций одурманивающего счастья от собственной мнимой свободы, которая никогда не наступает и зиждется где-то намного дальше, чем даже витающий признак военного коммунизма. Войдя один раз в течение, «народовластие» может быть прочтено лишь в кавычках — в кавычках безудержной радости от угнетения других народов, от прославления собственного безумства и лени, от пускания кроваво белых шаров в голубое небо, где вся власть распределяется в закулисных войнах, а активы остаются в тех же руках, хотя информация уже раскрыта и вполне доступна, информация, что непойманными не ворами остались слишком многие, а система не даёт сбой — она и является тем самым сбоем, на котором основана безудержная зацикленность на расширении мира демократии. Тем не менее, мы можем сказать об одном из главных достижений постмодернизма — достижении, которое можно назвать зеркалом.

Зеркало постмодернизма

В конечном итоге в результате кровопролитных войн и долгих посиделок за грибным чаем представители общественности и высших слоёв приходят к объединённому мнению о том, что они теперь начинают разглядывать лицо эпохи, и оно оказывается для всех весьма похожим. Новая гласность заключается в появлении возможности утечки данных, которые раскрывают сущность самой системы, благодаря таким выборочным кровопусканиям. Одним из таких зеркал является зеркало информационное, которое вскрывается весьма интересным образом. Вскрывается оно благодаря утечкам из правительственных и неправительственных баз данных. В этих базах данных и находится зеркало, так удачно и называющееся точно таким же образом, когда речь заходит о копировании. Но если зеркало становится достоянием общественности хотя бы частично, то оно открывается не только имеющим весьма объективное представление о действительности представителям узких кругов и эшелонов, но и всей общественности, готовой углубляться в долгие архивы документов, изъятых из логов адептов религии непогрешимости создания секретных баз данных. Смотря в новое открывающееся им зеркало люди всё ещё размыто и замыленно влиянием СМИ начинают всматриваться в происходящее вокруг и получают возможность в конечном итоге вглядеться и в самих себя, также мелькающих мимолётом на осколках и небольших явленных им пятнах. Никто не может точно сказать, какие пятна их интересуют, но в основном конечно тёмные и мрачные пятна. Сложно судить о цели проявителей таких пятен, может быть желание вернуть некоторую осмысленность и этику собственной жизни, или сдержать безнаказанность жизни правителей, или опять же усилить своё влияние, вложив только необходимые данные в преддверии того, что и так планировалось осуществить.

Но даже зеркало послесовременнизма не является подлинным стеклом, оно — всего лишь его пластиковый эквивалент. Утечки и попытки вскрытия, взлома системы — ещё не путь к построению новой системы, хотя данный механизм как это не абсурдно, становится основой для саморегулирования систем послесовременнизма через включение внесистемных элементов в систему: взломщиков, протестующих, политических изгоев, через переустройство систем с учётом открывающейся информации, когда даже пропагандистская машина начинает подвергаться внутренней критике. Но эти же сведения и методы включаются в системную работу государств, а значит и механизм зеркального отображения искажается ещё в большей степени. Казалось бы отличный метод для систематизации: расширение границ системы, правовых границ, границ зеркала. Но зеркало и правовые нормы не резиновые, в действительности на ткани зеркала помимо пятен уже появляются и щели и трещины, но к чему приведёт новое разорванное представление? Может быть очередным достижением будет формирование системы зеркал или разорванных частей системы?

Ещё некоторые положительные стороны послесовременизма и послесовременности

Экология и энергология

Словно в противопоставление общим тенденциям на обеспечение местных интересов большинство стран в соответствии с законами послесовременизма (кроме островных атолловых и пустынных государств, для которых любое незначительное изменение — вопрос существования и выживания) государственные и частные образования должны были бы отказаться от введения ограничений на собственную деятельность, необходимых для достижения меньшего воздействия на природу. Однако в противовес этому негативному сценарию значительная часть государств всё же приняла на себя некоторые обязательства, многие же крупные государства «развитого» мира пошли ещё дальше и стремятся всё больше изменять свою энергетическую отрасль (правда делают это часто весьма странно, если рассматривать процесс не как эмоциональный и политический, а как целенаправленное совершенствование и перестройка хозяйственной системы). Однако декларативное понимание движения к экологичности и энергоэффективности может давать сбои, когда крупнейшие участники вместе со значительным количеством стран отказываются брать на себя обязательства по снижению выбросов. Отказ от ответственности может рассматриваться и ка борьба со сложившимися институтами послесовременности, но в этом случае всё же согласие показало бы, что наличие формальных договорённостей было серьёзным достижением послесовременности.

Определение себя

Формирование движения на самоопределение также можно признать положительной стороной послесовременности, хотя отчасти его можно и отнести к пересовременности. Можно утрировать и заключить, что отрицательные моменты, такие как жестокость и насилие, следует относить к послесовременности, тогда как положительные моменты, такие как изучение местных языков, возрождение древних традиций, всяческие антропологические исследования Эллады — принадлежит пересовременности. Но в действительности это две стороны одной доски, которая зависла над пропастью разрыва современности в левитационном кульбите неудавшейся мёртвой петли. Можно плясать в цветных фуфайках, а потом внезапно вспыхнуть яростью, можно долго сидеть и негодовать по поводу новостей и чужеродных фильмов — а потом сидеть и сочинять убаюкивающие народные мотивы. Но человек, задумавшийся над тем, что же скрывается за послесовременизмистским фасадом пластиково-металлических зданий уже способен увидеть больше, чем восходящие потоки воздуха, прозрачного как с задней, так и с передней стороны фасадов. Чтобы сделать ещё один шаг и превратить строительство стен в упорядочивание себя по моральному закону может быть ещё слишком далеко, но победа — удел отважных и хранящих коллективную память прошлого.

Корни государств — корни {X}современности: институты и культура

Некоторые государства получили возможности для возвращения к своим корням. Не сказать, чтобы это движение было направленным и законченным, но оно было очевидным и невероятным. Если брать некоторые сферы, то изменением можно назвать стремлением к возвращению национального государства, к укреплению его институтов. Действительно, у одних государств растут бюджеты на наступление и вооружение, а у других — на образование, здравоохранение и науку, где-то просто прекращаются конфликты и устанавливается институциональный порядок, пусть и хаотический. И пусть где-то речь идёт о простом копировании, а в других местах продолжаются разработки новых вариантов техники, которые определяют облик в ближайшие 30 лет, но в первую очередь речь идёт о сферах финансов и информационных технологий, хотя и мода, и музыка также находятся под пристальным вниманием наблюдателей и влиянием аналитиков.

Но в этом хаосе казалось бы самые противоположные тенденции обретают новое звучание, поэтому не случайно, что на фоне продолжающейся информационной гонки военно-огневая и космическая сила воплотилась и в простых вылазках народов на пути к самоопределению. И не случайно, что иногда эти вылазки были выпадами надгосударственного масштаба, ведь они были взяты уже из шаблонов международных организаций, причём как мирных, так и военных . Когда-то они создавались умными людьми и под присмотром умов различной направленности, но всплеск протестных настроений привёл ни к чему иному, как к относительно устойчивому оформлению некоторых территорий как независимых от окружающего мира. Уже в начале эпохи послесовременности Израиль и Палестина показали, что Западные государства в некоторых случаях сами становятся непосредственными участниками гибридных войн, как их стало принято называть позже. А в середине XX в. и далее мир неоднократно сталкивался с партизанскими вылазками противников порядка и именно так, партизанскими, причём зачастую именно националистическими (как в Ирландии) они представлялись. Но с появлением очагов сопротивления в Восточной Европе мир окончательно убедился и в межрелигиозном характере противостояний (а одной из ключевых составляющих национальных государств была и остаётся религиозная, даже если религия начинает походить на телевизионное шоу или приверженность записям проповедников в сетях общественного доступа), а убедившись в этом ещё с большей уверенностью принялся защищать ценности и обращаться к прошлому. Как бы то ни было, в одном из таких противостояний было определено ещё одно достижение послесовременности: достижение возможности возвращаться к казалось бы утраченным ценностям и устанавливать уже не пластиковые иллюзорные связи, а вполне себе материальные и вещественные, подобающи духу непосредственного возвращения и переосмысения ценностей современизма. Для кого-то эти связи восстанавливаются через покушения на привычный образ жизни в виде международных угроз, для кого-то на язык и культуру, для кого-то на религию или государство, но новое понятие мобилизации держит в тонусе прежних средств и целей самосовершенствования, ведь внутренние ценности в действительности растворены в духе эпохи и прошлого.

Послеурбанистика и сельское хозяйство 2.0

В заключение стоит отметить образ жизни людей, который претерпел за десятки лет эпохи послесовременности некоторые изменения. С одной стороны эта эпоха сама по себе является некоей фикцией, правовой выдумкой, в которой растворены различные стремления и смещения, порывы и состояния. С другой стороны, повсюду можно наблюдать всё те же элементы материальной культуры, даже если не брать нематериальную сферу, а эти сферы также подвергаются смешению. Что касается городской и сельской жизни, то и здесь можно встретить некое стремление к единству. Раз есть дороги и транспорт, значит можно легко добраться в сельскую местность, раз есть ферма — необходимо быть включённым в банковскую сферу и следить за новинками техники, селекции. Есть, конечно, часть городских жителей и сельских, которые в этот процесс не включены. Но и они замещают для себя тягу к природе наблюдением закатов, прогулами по паркам и катанием по горам, наслаждением шумом моря. Другие сознательно стараются уйти в изоляцию и создать сообщества, ведущие жизнь по другим законом, или же по монастырским уставам. Но где, если не в этой разнородности обнаруживается главное достижение постмодерна, в осознании вреда и наличия более чистых продуктов, в том, что разные взгляды на питание и соответствующее ведение сельского хозяйства теперь обсуждаются чаще, чем различия в идеологиях? Что касается постмодернизма, то соответствующая разница в чувственных переживаниях и в восприятии мира также будет ответом. Но накопление множества проблем в городах, пришедшее понимание непосредственной зависимости того, что мы потребляем и едим от того где и как это производится и влияет на нашу планету, где мы находимся, говорит не только о том, что отступать уже некуда, ведь за спиной уже пустыни и стихийные бедствия, но и о готовности действительно брать на себя ответственность в городах и сёлах, а не только декларировать это и лоббировать чьи-то интересы.

Список упомянутых источников

1. Числа-гиганты [Электронный ресурс]. URL: https://geektimes.ru/post/253552/ (дата обращения: 03.01.2018).