Пятница, 2024-03-29, 10:37
Главная | Регистрация | Вход Приветствую Вас Гость | RSS
Категории каталога
Политика и экономика [13]
Общество и люди [47]
Люди - это основа общества, это его составные части. Проблемы каждого человека становятся проблемами общества и наоборот
Форма входа
Логин:
Пароль:
Поиск
Друзья сайта
Главная » Статьи » Исследования » Политика и экономика

От общественного к общественно-природному договору

Интересно, что то, что считается сегодня общественным договором (англ. social contract, не следует путать с другим, историческим, значением этого оборота, относящегося к некоторой спекулятивной теории возникновения государства в прошлом) может быть рассмотрено по-разному исходя из самого мыслительного представления общества как субъекта. В сущности это правовая и политическая теория, которая может допускать правосубъектность для собственно правовых (юридических) лиц. Но также это и общественная (социологическая) теория и общая теория для естественных и биологических наук, допускающих рассмотрение планетарных общностей как форм жизни. Кажется, что само построительство (конструктивизм) пытаются преодолеть необходимость наличия подобных условностей через выделение отдельных универсалий, таких как отдельные элементарные общественные построения («конструкты»). Но можно предложить и онтологическое рассмотрение общественного договора как формы взаимодействия элемента «общество» с элементом «государство». В XX в. общественный договор был частью концепции общественно-направленного (социального) государства и соответственно социально-демократического и социалистического дискурсов, но видимо в форме защитной реакции она перешла по наследству и в неолиберальное измерение. При этом если в общественно-направленном государстве договор предполагает больший объём взаимных обязательств, по сути это даже нечто большее, чем брачный договор, и сам по себе он не вполне корректно называется «договором» (потому что для семейных отношений «договор» — это нечто наносное), то в ограниченном государстве договор обретает действительные черты как проекция на согласие-несогласие граждан, по крайней мере в теории способных выбирать те или иные пункты договора прямым или опосредованным волеизъявлением. В рамках неолиберального дискурса сегодня подчёркивается важность различения общественного договора для демократических и авторитарных обществ (правда не очень понятно, какая подсистема в этом случае имеется в виду: собственно политическая или в целом общественная, а может даже вдобавок и культурная, на чём строятся дополнительные спекуляции). Вопрос тогда заключается в том, насколько это действительно значимое и существенное понятие, может ли оно быть применено через теории как общественной действительности, так и фикции?

В целом общественный договор сегодня как свод правил включает долгосрочные обязательства в сферах здравоохранения, обеспечения, образования и т. д. Ключевые договорённости касаются пенсионных обязательств, которые должны обеспечиваться работой следующего поколения для предыдущего и которые важны для экономической литературы, например, для изысканий Тома Пикетти[Piketty, Goldhammer, 2014]. Но как он показал в своей работе, это обязательство по существу было нарушено к концу XX в. - началу XXI в., поскольку следующие поколения больше не могут обеспечить стареющие предыдущие, в том числе потому что не выполняется норма прироста населения. В этом смысле общественный договор действительно можно представить как опирающийся на некоторое техническое задание, в которое заложены функциональное представление о человеческой или общественной жизни. В этом смысле интересна и теория государства как ночного стражника (англ. night-watchman state), также известная как минархизм, которая правда вряд ли непосредственно применима к современным западным демократиям в в силу расширившегося государства, но по крайней мере рассматривается в качестве обоснования критики, поскольку системы здравоохранения и правопорядка считаются подлежащими уменьшению в масштабах одновременно с повышением их эффективности (отсюда и возникает идея синтеза идей минархизма и государства благосостояния[The night-watchman welfare state, ]). В этом смысле договор с ночным стражником — это хорошая непосредственная аналогия и проявление. Но и во всех других случаях элементы общественного договора можно увидеть в программах политических партий (если конечно эти элементы являются чем-то больше чем пустые плоды фантазий) и здесь речь идёт об изменении отдельных обязательств общественного договора, таких как расширении или сокращении обязанностей по охране жизни и здоровья, изменению системы образования и поддержки хозяйства. Но если в случае с ночным стражником общество выступает подобно собранию садоводов, нанимающих себе сторожа, то в целом это можно считать частным случаем и в случае с более централизованной властью решение на собрании не подойдёт и потребуется применить более общую концепцию соотношения элементов государства и общества. Конечно, либертарианцы в принципе хотели бы избавиться от государства и тем самым прийти к набору договоров, даже возможно, построенных на распределённом реестре, ключи от которого будут распределены между индивидуумами. Но в общем случае свобода воли может следовать как из личности, так и из коллектива, поэтому собственно подписание договора можно рассматривать от лица единоличного представителя общества, избранного в качестве тирана. В этом случае заключение договора исходя из суммирования волеизъявлений отдельных граждан было бы также не корректно, как и обратное. Когда англичане продолжают жаловаться на недостатки полицейской функции, которая занимается лишь существенными делами, или на систему здравоохранения, которая спасает жизнь, но не решает задачи профилактики, выстраивая длительные очереди на запись[The night-watchman welfare state, ] (что в принципе видимо верно для многих государств, например, весьма близко и к российской действительности по крайней мере для крупных городов), то речь идёт о претензиях за ненадлежащее исполнение общественного договора. Впрочем, многие граждане и теоретики (в отличие от Тома Пикетти) видимо не замечают, что сами они и общество в целом также не совсем адекватно выполняет свои обязательства: возможно не обеспечивает рождение и воспитание детей в общественно необходимом количестве (не ради личных и семейных интересов, а прежде всего ради общественных), не достаточно прилежно трудится и создаёт новое, не достаточно участвуют в общественных движениях, наконец, просто не повышают свой культурный уровень. Зато многие граждане внезапно открыли возникшую не вчера проблему охраны окружающей среды и словно бы пытаются взять на себя ту роль охранника, которая предназначена государству. В сущности здесь мы имеем уже расширенную версию общественного договора в виде общественно-природного договора с условным внешним деятелем (что пока нашло отражение в конституциях лишь отдельных государств и требует пересмотра правовой системы).

Итак, если общественный или общественно-природный договоры возможны, то они основываются на определении взаимоотношений элементов руководящих общественно природных структуры со всей совокупностью. То есть с системной точки зрения речь идёт об управлении на основе обратной связи, которая и представляет собой некоторое представление, периодически пересматривающееся в связи с возникшими отклонениям. Так, пенсионная подсистема постепенно пересматривается с учётом увеличивающегося возраста получения первой пенсии, что можно считать следствием неготовности людей исполнять свои обязательства по деторождению (которые конечно нужно корректировать с учётом возможностей хозяйственного роста, который не всегда следует за приростом населения). С эстетической стороны открытость системы отображает множество возможностей для изменения, которые устремлены в будущее и направлены на изменение образа жизни как и его отображения. В обратной связи роль управляющего центра может выполнять государство вместе с финансовой системой, а могут и представления о гармонии и красоте. Таким образом, государство здесь является лишь частным случаем и часто оно может рассматриваться скорее как производная от культуры. Тем самым и общественный договор может быть скорее культурным отображением, поэтому культурные изменения особенно опасны для устойчивости отношений. Сами же функции государства могут быть скрыты за его формализмом, за стремлением к бесфункциональности. В сущности претензия к государству заключается в этом случае в том, что оно становится самостоятельной сущностью, противостоящей обществу подобно тому как управляющий домом может заняться обустройством дома в своём вкусе и подделывать решения «собственников». С другой стороны, очевидно, что рассмотренная система государство-общество является сама по себе утопичной, поскольку общество открыто и самоорганизуемо лишь условно. Но если же мы будем рассматривать общественно-природный договор, то в этом случае человек выступает как некоторый строитель города-сада, который сам себе придумывает права и обязанности, а значит договор становится односторонним. В сущности же он бессторонний, поскольку единственным наиболее общим участником является здесь концепция матери-земли (Геи). В другом пределе он практически бесконечносторонний (неограниченносторонний), поскольку участвуют все проявления жизни во всех временах. Таким образом, он может быть исполнен только через абсурд, если рассматривать его в строгом и универсальном смысле. Умеренным представлением поэтому и стало представление об устойчивом развитии, как взятие на себя минимальных обязательств по сохранению системной планетарной целостности. Конечно, такое представление само по себе скорее создаёт проблемы, чем решает. Например, оно вновь возвращается к идее общественного договора и требует занятия той или иной позиции по отношению к волеизъявлению, доводя её до общемирового масштаба, на котором она выглядит ещё менее и всё больше менее решаемой. Она же сводит проблему к постоянству, хотя это представление в корне ошибочно, поскольку природа сама основана на изменениях и противодействии разрушениям. Зато она позволяет строить красивые графики колебаний систем, стремящихся к некоторому равновесию. И эта проблема снова приводит к порочному хозяйственному кругу, который готов вновь перемешивать функции и факторы производства, не замечая скрытых переменных. Если же говорить об обязанностях и их выражении, то они раскрываются через промежуточные теории, подобные агентской или заинтересованных лиц. В этом случае мы получаем вместо одного договора несколько промежуточных (в том числе агентский), либо подмножество общественных договоров с различными группами (такими как деловая и культурная прослойки), но всё это скорее увеличивает неразбериху, чем проясняет ситуацию (хотя эти подходы могут быть преобразованы, например, путём совмещения в единой матрице заинтересованных лиц и отношений посредничества, но это можно сделать лишь в более широких метаконцептуальных рамках, чем предполагают эти теории по отдельности).

Таким образом по мере отдаления от классической для послесовременности формы общественного договора как договорённости элементов государство и общество, явленных через системы власти и представительства, возрастает значение культурной составляющей, которая между тем сама может рассматриваться как основа для устойчивости. Но вместе с этим государство представляется не только как множественность политических институтов власти и органов (традиционное, «твёрдое» государство), но и как «мягкое» государство, .которое находится в бесконечном пересечении ценностных и культурных установок. Этические идеалы и идеалы определяют множество общественных видов деятельности, хотя отчасти с ними смешиваются хозяйственно-прагматические установки. Эстетические образы и модели в разворачивают концептуальное пространство совершенствования и изменения, но оно также может быть подвержено влиянию прослойки мифологем, сосредотачивающихся в областях гламура и даже различных глянцевых концепциях. Но можно ли обнаружить в таком случае в обществе и культуре действительные ростки общественного и общественно-природного договоров за пределами абстрактных и/или научных описаний и эстетического мимесиса, а также мифологем? По-видимому сделать это весьма сложно, поскольку, например, имеется большое разнообразие подходов в культурологии и общественных науках, поэтому для каждой из них природа и вообще возможность обязательств может быть выражена особым образом. С другой стороны, чаще всего речь идёт о получившей наибольшее распространение концепции, такой как неоклассические представления в экономике, в рамках которых государству отводится вполне понятная роль, которая затем и может воплощаться в политических решениях. Но кроме того если мы будем изучать обыденный (например, журналистский) и научный язык, то он также покажет условность соответствующего выражениях общественного договора, равно как и недостаточность языка для объяснения собственно эстетической сущности происходящего. Например, граждане будут упрекать государство в лице правящей партии в не соблюдении некоторых элементов общественного договора, но кажется они не будут догадываться в условности происходящего, в том, что этот договор фактически не сформулирован и не может быть сформулирован, в том, что общественная и государственная структуры формируются длительное время и их изменение весьма болезненно. Но в этом смысле по крайней мере в правовом языке получила распространение проектная логика обоснования через выгоды и затраты, когда считается, что вложение одной денежной единицы в некоторый проект должно обеспечить некоторую отдачу в размере более одной денежной единицы. В этом смысле государство может пониматься как наёмный проектный менеджер, располагающий некоторыми нитями управления подобных проектов. Но понимание этого соотношения эффективности меняется со временем: если раньше считалось необходимым укреплять берега и рыть дополнительные каналы, то потом было показано, что естественные угодья гораздо лучше в целом справляются с паводками и наводнениями. Инженерия и все научные и правовые обоснования прошлого поэтому могут быть подвержены критики, как и сама концепция государства, выступающего субъектом как центром некоторых обязанностей. Но может быть общественный договор сегодня может быть представлен как и в античности через понятие о справедливости?

Если Платон и Эпикур[Горелов, 2008] говорили об изначальном желании людей договариваться, то этим они обосновывали как право, так и государство. Но в этому же можно усмотреть лингвистическую догму, поэтому в принципе не стоит ограничиваться словесными и даже логическими договорённостями применительно к современному дискурсу. И хотя в этом смысле стремление не причинять друг другу вреда выглядит как идеалистическая абстракция, но тем не менее она во многом пересекается с действительностью применительно к наименьшим требованиям, к сохранению структурной целостности. То есть, функция ночного стражника сохраняется в том, что прекращение жизни или угроза жизни вследствие болезни становится достаточно существенным предметом расследования, тогда как поддержание некоторого образа жизни относится к повседневным договорённостям. Отсюда видно, что сегодня повседневность в терминах изначальной договорённости должна была распасться на части, но это же открывает дорогу к эстетическому переосмыслению общественного договора как вновь собранной головоломки из осколков прошлого, в котором устанавливается с одной стороны наименьший перечень обязанностей по поддержанию справедливости, а с другой стороны стремление к его всё большему упорядочиванию и расширению (такой как то, что никто не должен умереть от голода, но если вы лишились квартиры — это уже ваша проблема, но её можно решить с помощью благотворительных и иных организаций). Справедливость больше не связывается с «твёрдым» государством, она смещается в «мягкую» область, которая может трактоваться и изменяться, постепенно сливаясь со всем «гражданским» обществом. Но все эти понятия справедливости оказываются недостаточными, поскольку они подлежат расширению на природную область, в которой ключевыми правами обязанностями становятся те, которые ранее были в принципе исключены. Отсюда рушится и любая иерархия справедливости, которая раньше могла исходить из некоторого идеала красоты человека и его мысли как заслуживающей большего внимания. Соответственно договор не только должен стать общественно-природным, но и быть преобразован в «мягкую» форму, не ограничивающуюся собственно областью языка. Тем не менее внеязыковое право и может выступить в авангарде этой проблематики, если разработает эстетическую эмоциональную основу для представления и выражения сущности этих договоров. Сегодня к этому наиболее приближены концепции международных организаций, стремящихся определить хотя бы прагматически состояние и перспективы взаимных обязательств природы и человека, например, путём выявления критических областей, путём формулирования целей устойчивого развития, путём создания совмещённых бюджетов натуральных и стоимостных показателей, взаимовключённой (интегрированной) отчётности и общественно-природно-климатических моделей.

Тем не менее, некоторые идеи справедливости остаются ключевыми для определения возможностей управления обществом и представления его интересов как договорных. Например, межпоколенческая справедливость определила логику не только устойчивого развития, но и собственно возможности содержания пенсионной системы. Как показывает Тома Пиктетти, в XXI в. ключевой идеей должен быть поиск справедливости по богатству и доходам, по крайней мере как соблюдение некоторых пропорций (впрочем и здесь пока больше вопросов к измерителями и к самому стоимостному измерению). Общественно-природный договор следует переосмыслить в эстетических терминах, в которых он и может быть полностью расшифрован за пределами языка. Если до некоторого времени это выражалось в образе «сытой» жизни, в обеспечении времени отдыха, в оформлении общественных пространств, в содержании инфраструктуры, то с отходом от ограниченности местного мышления или пережитков колониализма стало очевидным, что речь идёт о следовании общемировой культуры как и решении общемировых проблем. Поэтому и общественно-природный договор это в сущности определение справедливого соотношения множественности культурных и природных образований в условиях изменчивости. Сегодня очевидны и некоторые обязанности, которые должны взять на себя общественные струкктуры человечества: это контроль и соблюдение планетарных бюджетов парниковых газов и загрязняющих веществ, обеспечение и совершенствование планетарной космической защиты, сохранение и поддержание всех местных культурных и природных сообществ, в том числе обеспечение жизнеспособности как языков, так и эстетики в целом. Что касается конституций и заявлений (деклараций), то часть элементов общественного и общественно-природного договора может быть обнаружена в них, но они как предмет правового творчества содержат его завуалировано и кроме того написанное там может выполняться с точностью до наоборот, становясь заложником формализма. То есть общественный договор — это прежде всего реалистическое явление, чем номиналистическое, иначе бы в любом государстве регулярно случались общественные перевороты. И если ранее ключевыми обязательствами считались направленные на поддержку населения, в том числе пенсионеров, то сегодня стало ясно, что ещё большая часть поддержки должна быть направлена как на природу непосредственно, так и на культуру и науку. В током виде возможность заключения договора с отдельными гражданами иллюзорна, но если они принимают соответствующие проблемы, то всякий раз, ставя подпись, они вступают во множественные отношения с природой.

Но, если, например, взять историю открытости информации, то с созданием всё большей цифровой зависимости условия цифровой свободы всё больше нарушаются, поскольку формально данные считаются защищёнными, а в действительности они довольно легко «утекают» или не являются скрытыми в принципе в силу наличия некоторых реестров с платным доступом. Отсюда конфиденциальность и право на частную жизнь всё больше становятся профанацией, которая может быть исключена только в случае отказа от технологии или от государства. Конечно пока как большая часть имущества так и данных остаётся при своих владельцах, то нет повода для беспокойства и при возможной массовой утечке данных государство может просто перевыпустить документы, поменяв серийные номера и проверочные ключи, но это так только до тех пор, пока данные продолжают храниться в личных хранилищах, на личных носителях. Иначе же утечка и потеря данных будет означать прямое нарушение общественного договора. Впрочем, когда случаются утечки данных пользователей, становится очевидным, что они считают это в целом нормальным, поскольку продолжают пользоваться услугами соответствующих организаций. Интересно, что оцифривание приводит к тому ,что и само государство понимается как цифровое, а значит и договор проявляется в виде списка услуг на некотором узле или в приложении. Здесь соответственно более явно выраженными становятся обязанности государства, которые оно берёт на себя по отношению к гражданам и их объединениям, но здесь же ставится под вопрос, насколько оправданным такое сведение и упрощение договора до отдельных обязанностей. Эстетические стороны, такие как поддержка культуры и общественных институтов по существу остаются здесь «за кадром», поэтому здесь можно увидеть лишь незначительную часть из общего его содержания. Впрочем и в обычном договоре сопутствующие функции, в том числе и затраты на заключение и исполнение самого договора, остаются в стороне. Тем не менее, стремление к оцифриванию может привести к дальнейшему расширению представления общественного договора в цифровом эквиваленте и уже сегодня разработки в этом направлении отражаются в виде социальных упорядоченностей («рейтингов», классификаций) и баллов.

То, что интеллект и язык стремятся быть обобществлёнными в пределе их представления в информационной форме было ясно ещё в 2001 г., когда Паоло Вирно писал о превращении трудящихся по большей части в артистов-исполнителей и о присвоении государством этого общего интеллекта: «Если мы заставим работать нечто, являющееся общим, то есть интеллект и язык, то безличное техническое разделение функций, с одной стороны, окажется нереализуемым, а с другой стороны, не имея возможности быть переведенным в публичную сферу (или, точнее, в политическое сообщество), оно начнет побуждать к вязкой персонификации процесса подчинения»[Паоло, 2013, с. 81]. Паоло Вирно говорил скорее о необходимости сдвига от государства к негосударственной публичной сфере, но если в ней усматривать сегодняшние информационные пространства, то пример получается скорее отрицательным, поскольку функции по-прежнему остаются лишь отдельными и лишь условно перерабатываемыми, они требуют перед обобщением превращения в послефункции или в нефункции. Паоло Вирно использовал для этого случая понятия неповиновения и исхода, но в сегодняшних пространствах это сложно себе представить, поскольку скорее произошло перетекание и мягкая публичная сфера сформировалась как псевдофункциональное пространство. То есть мы не можем спросить у машинной модели условия общественного договора, даже если она будет обучена на всех текстах частных бесед. Вместо этого интеллект по-прежнему остаётся скрытым и в части общего обучения — недоступным для непосредственного выражения в информационном пространстве. Зато он в значительной мере успешно вырашен в культурном и интеллектуальном пространствах через отдельные творения и исследования. Вязкое наделение личностью («персонификация») в лицах художников и учёных по-прежнему напоминает языческое очеловечивание сил природы, теперь перенесённых на общественные и государственные силы. Тем не менее, это общее выражение наиболее приближено к проявлению общественно-природного договора в его действительной сущности. Поэтому если взять множество всех авторов, то так или иначе мы получим в их текстах формулировку общественно-природного договора подобно тому как в древности можно было уяснить некоторые его элементы в мифах (которые сами отчасти похожи на учредительный договор когда говорят примерно следующее: вначале было нечто, затем субъект создал объект, затем сделали следующее, в результате получилось место обитания племени). Интересно, что в таком выражении общественно-природный договор будет обычно уже лишён функции, поскольку у красоты и эстетики нет функции, так же как и фундаментальной науки (поскольку собственно исследование — это не государственная или частная функция, это форма бытийствования (существования)). И даже если пандемия не раскрыла все достоинства функциональной передачи, но она поставила вопрос о том, что творческое пространство каждого может быть объединено в множество пространств и каждый может этого потребовать, но лишь в тех рамках, которые позволяют параллельно строить нефункциональные отношения, то есть формировать общую культуру и общаться. Общий интеллект проявился как разделённый на обобщаемую (функциональную, передаваемую) и эстетическую составляющие, поскольку управление проявилось лишь как отчасти возможное через сеть, а общество и государство не смогли получить прав на культуру. То есть люди и коллективы проверили возможность исхода когда начали исход к оторванным от пространственно привязанных рабочих мест к виртуальным, позволяющим опираясь на функциональность строить жизнь за её пределами за пределами всякой функциональности, в том числе и государственной. Если этот переход завершится, то он обозначит разделение общественного и рабочего пространств на функциональную и нефункциональную части: функциональная будет некоторым относительно простым (примитивным) пространством, в котором действуют обобщения энциклопедий и машинного обучения. Оно применимо и к некритичным областям деятельности подобно тому как требуется функциональный контроль за офисными работниками. Другая часть рабочих и общественных пространств будет менее широкой и возможно менее доступной, например, она существует в отношении научных и внутренних сетей общения. Но интересно, что такое разделение не слишком хорошо подходит к рассматриваемой проблеме государства или управляющей надстройки общества, которая должна выступать стороной договора, поскольку для неё по определению требуется быть открытой для людей, по крайней мере в части, не касающихся государственной тайны. Но это разделение оспариваемо не только в государственной, но и в культурной сфере, в которой искусство должно быть понятным для всех (по крайней мере имеющих основное образование и прошедших дополнительное обучение) не в меньшей степени, в которой оно было доступно аристократии. Далее, если мы также обратимся к процессу научного изложения, то здесь обращение к источникам должно выступить направлением для сглаживания возникшей разделённости, поскольку то, что обычно представляется в массово тиражируемых журналистами и заказными переписывальщиками не выдерживает никакой критики. Итак, в некоторой возникающее разделение в принципе может быть преодолено и связующими элементами будут выступать как раз те, которые заложены в рамках общественно-природного договора, то есть научные, философские и эстетические. Тем самым и общественно-природный догвоор может быть как доработан, так и внедрён в повседневность.

Относительно самого определения государства (например, как представлял его Мишель Фуко с 1970-х годов в виде субъективации на условного властителя (режимов) правления) или управляющей надстройки не снят вопрос о его действительности, как и вопрос о применимости изучения правления к различным видам государственных образований[Dean, 2010]. Например, Майкл Дин рассматривает смешение понятий авторитарного и либерального правления, так что авторитарные режимы по существу стали применимы к (после)современным западным демократиям в таких областях, как обращение с заключёнными, обвиняемыми, беженцами и коренными народами, по отношению к получателям помощи. Это помимо всего прочего означает, что смешанным оказывается понятие государства, то есть оно должно одновременно полагаться и на функциональные или распределённые институты и на централизацию и иерархию. Отсюда и договор, если бы его удалось выразить в виде некоторого документа или образа, должен всё больше походить на лоскутное одеяло, организованное и упорядоченное по различным принципам. Если рассматривать вслед за Мишелем Фуко и Майклом Дином обязательства общественного управляющего через режимы правления как наборы проявлений действований (практик), то соответствующие области деятельности будут весьма явны и функциональны: забота, лечение, уменьшение бедности, наказание, образование, обучение и утаивание[Dean, 2010]. Этот подход можно признать наиболее перспективным по крайней мере как направленный на разборку (деконструкцию) (после)современных общественных систем, в которых взаимное понимание общественно-природного договора должно до сих пор оставаться прежде всего функциональным. В некоторой степени мы рассмотрели ранее примеры именно в таком отношении выявляя проявления режимов правления как основанных на согласии или сонесогласии общественно-природного договора. Тем не менее, следует учитывать ограниченность данного подхода прежде всего стороной действий, а даже не деятельности, поэтому он может описать некоторые элементы для технического задания, но не права и обязанности общественно-природного договора. Кроме того, потребуется и добавление режимов в отношении природы, которые, правда могут быть удачно благодаря гибкости методологии аналитики правления быть расширены на неё в части заботы и лечения (но должны быть объединены с режимом охраны, либо сам режим охарны природы должен быть разделён на режимы заботы, лечения и охраны). Даже если режимы будут расширены, то собственно формулирование договора потребует привлечения ценностей и эстетических идеалов, либо следовать из соответствующих иных видов аналитики, таких как культурологическая. Если рассмотреть такое действование как упорядочивание субъектов и в целом форм жизни, то можно увидеть сходство в признании угрожаемых видов жизни как и угрожаемых групп населения. Далее общая эстетика в этом отношении может предложить соответствующие объединяющие ценности для включения в договор, вдобавок они могут обобщаться между обществами с помощью системного подхода.

По отношению к классификации людей по их общественному порядку в связи с базой проступков и достижений можно относиться только отрицательно. Тем не менее подобные системы действовали и в доцифровую эпоху, когда отличников труда и обороны награждали знаками, дававшими некоторые права на льготы. Если же не брать современные системы утрировано, когда они становятся основанием для ограничения в перемещении, то по сути они означают попытку дополнительного регулирования через дополнительные соглашения к общественному договору, которые создаются в цифровом пространстве. Присвоение баллов означает правда сведение общественного договора к части государство-граждане, но в других проявлениях (государство-группы граждан) имеют место сходные явления когда, например, составляется перечень передовых городов и регионов, поощряются коллективы и группы, регулируются отношения с регионами. Конечно, общественный договор не является в строгом смысле учредительным и не включает в себя всё возможное законодательство, но в некотором смысле он должен быть ещё более широк в своём охвате, поскольку охватывает как историю, так и ответственность перед будущими поколениями, как всю словесную прагматику и эстетику, так и эмоциональное и природное содержание. И если нельзя присваивать баллы людям в буквальном смысле, так нельзя их присваивать и природе. Последняя так или иначе изменится с деятельностью человека и поэтому человек должен делать только необходимое и достаточное для со-бытия с ней: проводить системный анализ и поддержание исходя из поддержания её структуры, в том числе и видового разнообразия, например, исходя из среднего темпа появления и исчезновения видов (этот темп может и будет отличаться с появлением человечества, но он должен отличаться несущественно), человек не может использовать под свои нужны большую часть поверхности суши и океанов. На сегодня приходится признать, что если бы общественно-природный договор существовал, то природа давно бы его уже разорвала, а человечество имеет скорее отрицательную оценку своей деятельности если не считать научных и культурных достижений. Тем не менее, общественно-природный договор можно усматривать как действительный на протяжении длительной истории, когда отдельные сообщества людей длительное время существовали в относительной гармонии с природой. Сегодня же общественно-природный договор могут выполнять отдельные группы и сообщества, берущие на себя называемыми ими «добровольные» обязанности или те, которые передаются ими со стороны группы, сообщества, всего населения. Когда речь идёт о природной стороне общественно-природного договора, то люди так или иначе берут на себя соответствующую представительную роль: ранее это делали жрецы, потом философы и учёные, в пересовременности это смогут делать все граждане мира или элементы планетарной системы в целом. Но в качестве разумной гипотезы приходится для человечества в целом предполагать, что общественно-природный договор всё ещё существует и человечество сможет вытащить себя за волосы из болота планетарной катастрофы, в которую оно себя всё больше затягивает. К этому подталкивает тот факт, что люди находятся с природой на одной планете и если природа будет разрушена, то человечество может не выжить, даже если вынести моральную и эстетическую потерю за скобки. По крайней мере о проявлении этого договора как действительного можно говорить с середины XX в., когда начали предприниматься первые мировые попытки по отношению к изменению поведения всего человечества, пусть вначале это было в первую очередь функционально в отношении выбросов разрушающих озоновый слой веществ. Тем самым если вначале общественно-природный договор был иллюзорным и функциональным проявлением, то со временем можно будет впервые признать, что обязательства были исполнены в полном размере, а значит могут быть отражены как в языковом (в том числе в математическом поле физических измерений выбросов), так и во внеязыковом (эстетическом и эмоциональном) полях.

Список упомянутых источников

1. Горелов А. А. Философия: учеб. дл высш. учеб. заведений. М.: Альянс, 2008.

2. Паоло В. Грамматика множества // 2013.

3. Dean M. Governmentality: Power and rule in modern society. : Sage publications, 2010.

4. Piketty T., Goldhammer A. Capital in the twenty-first century. Cambridge Massachusetts: The Belknap Press of Harvard University Press, 2014. 685 с.

5. The night-watchman welfare state // The Economist.


 



Источник: http://jenous.ru
Категория: Политика и экономика | Добавил: jenya (2023-03-09) | Автор: Разумов Евгений
Просмотров: 194 | Рейтинг: 0.0/0 |

Код быстрого отклика (англ. QR code) на данную страницу (содержит информацию об адресе данной страницы):

Всего комментариев: 0
Имя *:
Эл. почта:
Код *:
Copyright MyCorp © 2024
Лицензия Creative Commons