В последнее время продолжается поиск путей к эффективному природопользованию, но углеродный след оказывается не всегда достаточной опорой, как и само употребление «эффективности». Сама углеродная «нейтральность» стала притчей во языцех международного либерального дискурса и в противовес самой эффективности высказываются критические замечания, например, в статье «Глобальное углеродное мошенничество под видом борьбы с изменением климата», которая, на мой взгляд, начинается с необоснованной мысли о прежде всего космических причинах недавнего изменения климата, но посвящена некоторым вопросам как раз дискурса (заметим, что Россия продолжает создание углеродных полигонов во множестве регионов, для оценки как раз эффективности поглощающей способности ландшафтов, сейчас в сущности оценки поглощения углерода остаются весьма приблизительными). Но помимо дискурса и улучшения проведения измерений баланса выбросов и поглощения углекислого газа какие подходы могут быть предложены концептуально? Ранее я уже рассматривал вопросы построения видов воздействия на виды жизни и это важная составляющая по отношению к не менее важной тематике биоразнообразия. В настоящем же материале рассмотрим некоторые тенденции именно физических показателей, которые связаны с воздействием на планетарные среды, хозяйственные и человеческие системы.

Следует отметить, что под углеродной эффективностью в русскоязычном пространстве понимается не менее трёх совершенно разных показателя: соотношение атомов углерода на выходе и входе, физические показатели соотнесения выбросов углерода с некоторой базой и экономические показатели соотношения выбросов углерода к стоимости. Мы в настоящем материале рассмотрим второй и третий из этих показателей, первый же характеризует некоторый технологический процесс, который, конечно, также можно считать более или менее эффективным, но обычно речь идёт об отдельных отраслях (и также разных).

Если мы не примем срочных мер, то планы на 2030 год станет эпитафией миру, каким он мог бы быть.

слова Генерального секретаря ООН Антониу Гутерриша, из представления доклада по достижению целей устойчивого развития (англ.) к предстоящему 78 заседанию (сессии) общего собрания (генеральной ассамблеи) ООН

Куда бы мы ни шли, мы возвращаемся к себе и когда обнаруживаем, что здесь никого нет, то вновь пускаемся в путь. Как кошке, гоняющиеся за собственным хвостом, человечеству суждено никогда не увидеть собственное отражение в зеркале, ведь действительно, его там в сущности и нет, оно где-то внутри бетонной стены. Можно пройти мимо и списать всё со счетов, можно остаться при своём, но так никогда и не узнать, что это. Не так просто понять в многообразии этических стандартов и институтов, может ли человек быть должным и надлежащим, не превратившись тем самым лишь в борца за материальное благополучие. Если классы могли сами видеть свой идеал, то рабочий всё же скорее срастался со станком, тогда как буржуа — с креслом. В сущности в этом не было большой разницы, но и в идеализме абстракции показывают лишь оболочку для низвержения мысли, для того, чтобы больше не считать человека лицом, для того, чтобы признать фикцию и как данность и как теорию. И откуда знать абстракции, откуда дует ветер, если она — лишь абстракция-в-себе, словно проявляющая невидимость флуктуации чёрная дыра. Может быть здесь и можно было обрести должность, лишившись всякого понимания долга, открывая дискурс обретения должной человечности. В сущности это некая аллегория отношения бытия и надежды, в которой человек противопоставляется и животному и божественному, но уже не знает, что лучше, природная гармония, свержение богов или республиканское и срединнопутное их почтение. Должная человечность не находит ответов, она лишь обращает внимание на то, что она должна быть, что она есть по крайней мере не в cogito ergo sum, а онтологии любого абстрактного мышления, обретшего может быть свой, а может быть ничей эстетический идеал.

И действительно где этот идеал: может в первобытной размеренности, может быть в монументальном неравенстве всего и вся, но может быть в чём-то таком, чего никогда не было, а возможно и не будет, а значит в эстетическом. Хотя под это определение подходит и любая вещь-в-себе, в конце концов человек и о себе не может сказать, вещь он или нет, или некоторая квантовая неопределённость. Но всё же если мы определим углеродную эффективность или природную эффективность, то тем самым заведомо приблизимся к достижению планетарного идеала, а значит будем на пути и к должной человечности, пусть даже эта человечность должна по определению и против определения отречься от самой себя. Точнее, если не просто определим мы как несколько человек, а если определение получит своё распространение в общественном пространстве как соответствующее словоупотребление. Таким образом оно становится частью дискурса, хотя это ещё не означает полного преодоления разграничнности себя и окружающего. Дискурс этот состоит в признании стремления к некоторым целям природопользования или устойчивого существования или развития, особенно ярко это проявляется в так называемой ОПП повестке (общественно-природно-правленческая аббр. от англ. ESG). Следование дискурсу и означает в частности словоупотребление, такое как «cup and trade scheme», «carbon credit», но есть в них и более уравновешенное «carbon efficiency». Наилучшие доступные технологии в этом направлении дополняют основной дискурс своей технологемой возможности механистического решения проблемы там, где она состоит именно в человеке, в обществе.

Если «схему ограничивай и торгуй» упрекают главным образом за её регрессивный характер по отношению к оказываемому воздействию на хозяйственный общественный ландшафт[Piketty, 2020], то углеродная эффективность сама по себе с другой стороны во многом будет связана с расчётом финансовых показателей, которые по определению будут весьма субъективны и неопределённы. Но если углеродную эффективность определяют как отношение выделения углекислого газа к некоторому хозяйственному выходу, такому как работы или услуги, то можно опираться и на материальную интенсивность (или точнее экстенсивность) как соотношение некоторой суммы ресурсов (входа) к продукту. Понятно, что вошедшие ресурсы так или иначе становятся выходом (отходами), поэтому были получены данные об их взаимосвязи[Двинин, 2016]. Для характеристики же материальной интенсивности используются соответствующие довольно объективные показатели (по крайней мере по источнику данных, который связан не с субъективными колебаниями цен, а с физическими величинами), такой как потраченное топливо на километр перевозок на пассажира (в этом случае потраченное топливо сразу же превращается в CO₂, поэтому в принципе интенсивность и эффективность могут быть одновременно охарактеризованы) или выраженные в ВМ-числах или «MI-числах»[Двинин Д. Ю., 2013] (от англ. Material Input, т. е. Вход Материалов, они характеризуют материалоёмкость) килограммы на киловатт-час. Такие измерения известны, но они позволяют проводить сравнения внутри одной функции, тогда как соотношение функций человеческой деятельности само по себе уже устарело. Человек встаёт (должен вставать как должно человечный) перед другим выбором: не каким транспортом ездить или какой вид энергии использовать, а ездить или ходить, где находиться, обогревать дом или лучше одеться теплее. Отсюда углеродная эффективность может выглядеть сама как набор разрозненных и бесполезных самих по себе показателей, которые, конечно, важны для планирования на уровне региона или континента, но фактически не применимы к человеку, по крайней мере пока на каждой торговой площадке рядом с ценами или вместо них будут приведены соответствующие показатели. Впрочем данные по соответствующим ВМ-числах общедоступны (например, на www.wupperinst.org), как и оценки потребления ресурсов по отраслям и странам. Обвинение одних стран в пользу других конечно беспочвенных, поскольку происходящее погружено в исторический процесс и само по себе сопоставление эффективности выхода как соотношения функции отрицательного воздействия и функции полезности становится эрзацем планетарной безвыходности.

С другой стороны, обобщённый показатель стараются обнаружить в рамках дискурса в сопоставлении выбросов непосредственно с доходами или занимаемой площадью[IGUEL JALLER, H. SCOTT MATTHEWS, 2021]. Это интересный подход, но его не так просто воплотить, поскольку потребуется учесть некоторые поля площади-времени, характеризующие хозяйственные ренты, такие как пользование дорогой со всей прилегающей инфраструктурой и защитными зонами. Это не просто не просто как измерить береговую линию, но и как измерить пользование эшелонами неба и вод, воздушными и водными гаванями и подъездами к ним. Проблемы возникают по отношению к площади, а как только рента приобретает подлинно стоимостное выражение, то здесь сталкиваются в принципе слабо сопоставимые системы природы и хозяйства, причём измерения отчасти становятся случайными, поскольку хозяйственные показатели подвержены существенным колебаниям (см., например, расчёт динамики показателей углеродной эффективности для России и Пермского края в работе [Таскаева, 2020]), не в последнюю очередь сегодня из-за оценок финансовых инструментов. Но здесь то должная человечность и должна вступить в свои права: только люди могут соотнести организации и проекты более и менее связанные с «зелёной» повесткой, с достижением биологической и углеродной эффективности. Однако без достаточной институциональной укоренённости попытки людей и человечества окажутся сами по себе беспочвенными, поскольку как известно изменёнными ценами сразу же пользуются менее должно человечные «игроки», получающие прибыль от становящихся более «дешёвыми» менее эффективных сущностей. Поэтому сама по себе эффективность может вытесняться из рыночных пространств во внутрифирменные и групповые, где осуществляется принятие решений как выбор возможностей действовать так или иначе. Здесь по крайней мере можно руководствоваться соображениями эффективности при оценке всех используемых ресурсов, если это можно сделать с достаточной надёжностью. Но получается, что при этом организациям следует действовать тайком, поскольку иначе их ценные бумаги будут отражать соответствующую информацию, что приведёт к общему изменению цен и обесценит такие решения. В этом можно признать ограничение дискурса рыночной неразграниченности, погружающего организации в единое поле колебаний и сомнений.

Поэтому возможен и другой подход, который либо рассматривает площадь, либо людей без привязки к собственно общественными и хозяйственным сущностям. Подход оценки с площадью площадей получил своё распространение по отношению к лесам, но в целом управление лесами сегодня нельзя признать достаточно эффективным. Возможно это связано с недостаточной технологической развитостью, хотя скорее это правовой нигилизм, поскольку изменения лесов получают достаточно надёжные оценки благодаря спутниковому наблюдению. Передача лесов в планетарную пересобственность позволила бы избавиться от местечковго природопользования и субъективных оценок. Например, можно было бы установить некоторый диапазон цен и компенсаций в отношении любого квадрата земли с лесами и лугами и любым другим ландшафтом. Иначе оценки будут по-прежнему заниженными и не учитывающими неравенство, как это продолжается с ценами на право выбросов. Если же признать единицей оценки одного человека, то мы подходим с другой стороны к самой деятельности: человек осуществляет оценки совершаемых им ежедневных действий и тем самым определяет в их отношении природную и материальную эффективностью. С одной стороны, это кажется сложным, но принципиально для этого нужны оценки как расхода ресурсов, так и воздействия на биологическое разнообразие. В отношении площадей также потребуются некоторые ответственные, решающие вопросы сбора и оценки показателей, поэтому здесь также не избежать необходимости должной человечности. По крайней мере так можно избежать самых невозвратных и структурно существенных потерь как природного, так и культурного наследия, поскольку будет очевидно нахождение показателей эффективности в красной области запрета на принятие решения.

То, что обращение к углеродной эффективности отражает некоторую направленность на должную человечность похоже на обращение к литературному произведению, как и представление буклетов и ОПП отчётов. Но по самому скудному упоминанию этого словосочетания можно заметить незаинтересованность соответствующих общественных систем, поскольку сами подобные словоупотребления довольно редки (по точному соответствию «углеродная эффективность» около 500 результатов поиска, из которых до половины могут быть связаны с не рассматриваемыми нами значениями либо относиться к переводу с других языков, например, документов ОЭСР, что даёт оценку несколько сотен страниц в сети по сравнению с несколькими сотнями тысяч в англоязычном пространстве, что впрочем тоже не так много и хуже того, не нести достаточной смысловой нагрузки). Итак, словоупотребление отражает дискурс или некоторый научный подход, но отражает ли оно должную человечность? Так происходит и с большим количеством книг по здоровому образу жизни, с эффективным существованием: они выпускаются, часто их покупают в надежде что-то изменить, но сами изменения порой сложнее и требуют некоторых жертв. Можно повторять эти слова как ежедневную молитву или мантру, но если просто доверять ярлыкам органического и безопасного, то это ещё не будет означать должной человечности, но может быть это по крайней мере один из первых шагов в ней.

Список упомянутых источников

1. Двинин Д. Ю. Использование MI (Material Input) - чисел в качестве критерия ресурсосбережения. , 2013.

2. Двинин Д. Ю. Взаимосвязь материальной интенсивности и углеродной эффективности региональной электроэнергетики // Стратегия устойчивого развития регионов России. 2016. № 32. С. 120–124.

3. Таскаева А. А. ПРОГНОЗИРОВАНИЕ ПОКАЗАТЕЛЕЙ ИНТЕНСИВНОСТИ ВЫБРОСОВ И УГЛЕРОДНОЙ ЭФФЕКТИВНОСТИ НА ТРЁХ УРОВНЯХ ЭКОНОМИЧЕСКОЙ СИСТЕМЫ // Master’s Journal. 2020. № 2. С. 138–145.

4. IGUEL JALLER, H. SCOTT MATTHEWS. Commentary: Reducing carbon emissions is important. But tackling carbon intensity might be even more [Электронный ресурс]. URL: https://fortune.com/2021/06/25/carbon-intensity-emissions-climate-change-paris-agreement/ (дата обращения: 29.04.2023).

5. Piketty T. Capital and Ideology. : Harvard University Press, 2020.