Эти дороги с одной стороны тянут нас назад, а с другой заставляют идти вперёд. Иногда приходится оставлять неизведанные уголки, на которых кто знает сокрыто самое ценное. От этого немного не по себе в пути, но увиденное же заставляет идти вперёд. Таким образом, мы можем перейти к триединому балансу пути, где неувиденное соседствует с ответственностью как капиталом и всем накопленным самовложением.

В общем случае археология пути рассматривает все эти составляющие, хотя формально её интересует в первую очередь накопленные вложения. Но вложения со временем становятся придорожной пылью, орудия каменного века переносятся реками и ледниками, смешиваются с современностью, а значит прошлое всегда соседствует здесь с будущим. Историческая ответственность человечества - это футуристический оксюморон, обращённый в прошлое как стремление стать лучшей копией себя среди расставленных зеркал, отражающих не совершенствование мирового духа, а его отливку в формальдегиде. Археология по требованию - это то, что представлено в каждом устройстве и в окружающих стёклах. Мы смотрим на эти стёкла и как будто лучше видим прошлое, видим окружающий капитал и себя как застывший объективированный образ исчезнувшей субъектности. И здесь как будто лучшая практика застыла в постоянном становлении несбыточности мечты, представленной на этот раз не как миф и не как лозунг, а как информационный мусор.

Лучше копия поэтому — археологическая — смешанная с пылью и ставшая естественно информационной. Так гиперсубъект может отказываться от принадлежности самому не себе как любому возможному субъекту (если его можно записать на носитель и установить далее на него некое право). Но пыль становится золотом, если она не просто созидает новые города, но образует и непознанное ускользающее искусство. Искусство пылить - это не следствие того, с какой скоростью промчались по дороге средства и не глубина колеи или показатели сцепления и расцепления. Пыль оправдывает собственное исчезновение и растворение не как принадлежность, а как вездесущность пути. Если она содержит на себе печать знака - то всеобщего знака ускользающей информации. Возможно в онтологии и не требуется понятие бытия, но именно потому, что оно растворено во всём сущем. Но это не значит, что оно недоступно на уровне гиперсубъекта, пусть оно даже также шатко укоренено в построительстве, как и он сам. Но эти устремления могут определять самосозидание и как самопоэзию и даже скорее самопрозу, однако не самоиронию. Ирония в истории невозможна. Наоборот, кажется, что история как возвращение мирового духа подшучиавет над современностью, но тогда она опровергает саму историю как факт и как феноменологию и как экзистенцию.

Значение неизведанного — это и стремление к будущему и забытое прошлое, это пожалуй то, что и образует путеводную нить топологии пути, которая способна перемещать нас вне времени и пространства. Факт неизведанного бросает нас в существование и определяет брошенность здесь на пути гиперсубъекта, который не может построить наилучший маршрут, противопоставляя себя и определённости духа и срединности разделительной полосы. Неизведанное как бы непрерывно превращается в заброшенное и забытое, обходя стороной субъективность. Для гиперсубъекта же эти археологические элементы вполне доступны и наглядны. Проводя такие раскопки мы можем лучше понять внутреннюю несогласованность как внутризеркальную и зазеркальную археологию.

Сложно сказать, попадает ли невысказанное, незаписанное на какие-то записи за пределами личного внутреннего эмоционального учёта. Если же кто-то искал основу личного мыслительного учёта, то отчасти она была найдена в тех точках гиппокампа и миндалевидного тела, которые дают ключи к хранимым в теменных долях архивах. В этих точках мы устанавливаем внутреннюю археологию как непрерывную череду личных географических открытий (впрочем за баланс с другой стороны отвечает гипоталамус, поэтому можно сказать, что неувиденное как не успевшее попасть в баланс — это его жертва). Снаружи же эти открытия уже лежат перед нами в расчерченности или запылённости направления.