Вот и эта дорога стала игрой. Когда-то она была не столько нужна, сколько необходима для бытийствования, хотя в этом она была порой также уныла и нетороплива, но порой и также красива как и полуразрушенный мост, запечатлённый в закруглённый прямоугольник экрана. Да, это великая вещь — накладывать слои и не забывать ни названия, ни слова, ни обозначения. Но воскрешать языки и говоры прошлого — это не то же самое, что оказываться в самом прошлом, жить в нём; хотя переходя всё же по оставшимся от моста брёвнам чувствуешь себя если не в постапокалиптическом фильме, то уже в эстетическом пространстве за пределами самой формы искусства, в том, что можно назвать параллельной линией жизни. И здесь можно двигаться и лично и общественно словно бы параллельно со временем — по крайней мере в прошлое, так немного легче, хотя конечно и трагичнее. И вот под ногами переливается то ли Солярис, то ли воды вокруг Зоны, в которых погружены поперечены, движение несёт сознание дальше и вот уже ноги сливаются возможно с тем местом, где когда-то ездили телеги, а может быть впоследствии и автомобили. Эта дорога словно полумифическое животное наконец подходит в моих глазах к своему концу, так что ещё один шаг и вновь миры сплетутся, а может быть за поворотом появится лошадь или избушка, спрятавшая в своих стенах почти весь углеродный след. Конечно, если обустроить её изоляционным слоем и стеклопакетами, а для отопления применить тепловой насос, то она не утратит своей связи с прошлым, если будет не только его напоминать и обозначать, а если в ней будет след параллелизма, мимесис, вышедший за ограничения собственных рамок во внутренней онтологии всего земного, а значит планетарного эстетического — в этом смысле новая избушка может быть ещё дальше продвинется по пути своих прообразов.

Игра же игралась здесь новыми проходимыми средствами, которые в то же время не просто использовали дорогу, а помогли продлить её послефункцию, ведь иначе бы она лишилась всякого использования и могла бы окончательно исчезнуть, а так даже почти не пришлось её восстанавливать, нужно лишь как в конструкторе совместить недостающие асимптоты чтобы пусть ненадолго, на одну цепочку шагов она могла вновь стать частью этого леса как лишённая цели прогулка. Конечно бег и наблюдение — это тоже своего рода послефункции и всего лишь игры, но стоит их немного переосмыслить, как они возвратят нас если не к прошлому, то к необходимости текущего выживания жизни в её многообразии. И конечно это не всегда забвение как в некоторых местностях, где от обжитых мест остаются лишь урочища — иногда это место оправдания существования как событийствование, как превращение для уменьшения следа дороги в возможно более длительный след, след, который позволяет получить пищу и вернуть природе что-то важное для неё — хотя бы те же просветы и поляны в лесу, которые делают его собственно лесом как многообразием. И в этом смысле случайное блуждание по лесу иногда оправдано, если оно не совсем случайно и придерживается некоторых максим — но если даже мы не всегда можем сохранить метки животных, то по нам под силу по крайней мере вернуть им покой, смоделировать показатели устойчивости и в наших и в их глазах.

Может это звучит странно и возвышенно в условиях, когда возвышенное уже само подвергается критике, но и игра света и теней, игра сезонов здесь напоминает о важности её построительного начала и для понимания и для видения. И сама дорога ведь была игрой с местностью, где музыка передвигающихся была неподвижна и нетороплива, а теперь столь легко может нарушаться гулом и рычанием моторов, музыкой из устройств, да и просто громким разговором. Была ли игра по заготовке дров, по сбору ягод и грибов, по рыбной ловле, а возможно и по охоте чем-то более важным и ценным, чем нынешняя бесцельная игра? Отчасти она повторяет себя, но в культурном отношении она требует гораздо большего — отвлечения почти от всего «человеческого» кроме тяжести ответственности. Тем не мене она может оставаться весёлой, как и вездеходы могут становиться и строиться практически бесшумными — это уже вопрос эстетического подчинения технологии и мифологии. В конце концов лес не может стоять не увиденным (в таком случае он стремится к забвению бурелома) — но к этой красоте стоит подходить с особым благоговением, с осторожностью, которая становится увиденной как благодаря широте берега, так и самоподдержания дороги. Так и река раскрывает себя великолепием моста, поэтому уже и не скажешь, что без моста было бы лучше —и в этом возможно основной принцип как и со здоровьем — не навреди, который однако часто оборачивается перекосами в ту или иную сторону. Возможно человечеству предстоит ещё очень длительный путь, чтобы научиться просчитывать вероятности возникновения пожаров и наводнений, которые сами выступают если не видом игры природы с природой, то ключевым воздействователем, но от этого зависит выживание и гармоничность видов, которая вместе с культурным разнообразием важна отнюдь не меньше, чем энергетическая сторона, которую возможно всё же удастся укротить в ближайшие десятилетия. Но как бы то ни было дорога показывает связанность этих вопросов как связанность растущих и уже уложенных для проезда, пробега и жизни стволов.

И пусть дорога остаётся игрой лишь в нашем воображении, но она выходит каждый раз за рамки формы, если сами шаги задумываются о собственной нематериальности. Тем не менее люди играют в игры, с каждым шагом совершая действие, даже если эти действия обретают форму целой жизни. Шаг за шагом мы призваны слиться и с этой рекой и с тем лесом, который только здесь возможно и становится одновременно и планетарно далёким когда мы на него взираем и безмятежно близким, когда мы берём его в руки.