Смысл — по форме, но не по содержанию — является воспроизведением комплексности
Никлас Луман

Когда я погружался на некоторую глубину, то это погружение было несколько похоже на представление о распредмечивании действительности, на проникновение в то отражение, которое представлено на поверхности воды и которое мы могли бы выразить как ложное сознание. Но вода и подводный мир сразу же показывают своё отличие и своё иное бытие, бытие более подлинное и более враждебное, чем лёгкая синева заката. Уши сразу же начинает сдавливать, так что приходится продувать, но это ещё не гарантия, что не останется следов крови. Может это дело привычки и следствие устройства организма, может быть наоборот с годами привычка преобразует организм, поэтому погружения станут более длительными и более проникновенными. Не знаю, где ещё можно провести эту аналогию, но вода часто искажает цвета и делает это намного более изящно, нежели прозрачность преломляющего неба, даже когда на нём появляется радуга. Здесь просто камень или водоросли немного меняют цвета, так что это кажется одновременно естественным и невозможным. Кроме цветов же меняется и всё остальное: пространство, время, сознание, дополнительность, само дыхание и зависимости. Понятие о запахе исчезает, как и о звуке. Вообще от самого языка остаётся мало что. С рыбами общий язык находится из каких-то неведомых сухопутным животным закромов, а песок и камни становятся сами словно небом, к которому можно протянуть руки, но от которого неведомая сила начнёт выталкивание. Поэтому единственной поверхностью, которая связывает продолжающееся бытие с привычным сознанием, остаётся поверхность воды, которая конечно же сама по себе бесконечно сложна и всегда меняется, поэтому представляет лишь незримый идеал себя самой, но которая всё же существует, правда становясь иллюзорной и ложной в двух или даже трёх смыслах: как аллегория ложного сознания, как недостижимость идеала поверхности и как действительность, которая сама также представляет иллюзию сама по себе. Во всех этих ложных смыслах по поверхности можно идти, то есть плыть,  и это движение свяжет с привычным миром, в котором распредмечивание отодвинуто от инструментария обыденности: ощущать иллюзию полёта по поверхности, соединяться с этой иллюзорной поверхностью, наблюдать за искривлённостью пространства, которое в этой иллюзорной поверхности условно воплощено.

Когда-то возможности анализа для меня были очевидны: достаточно плыть по поверхности и осмыслять собственные действия, заключающиеся в стремлении к идеалу движений. Само же преодоление расстояния через разнонаправленные и сложные движения будет противоречить их местным целям, а значит определит смысл. Теперь же я не вижу в этом смысла, как не вижу в этом и себя. Моё тело может погрузиться в глубину озера и тогда ничего не будет видно, ничего не понятно, ничего не ясно, а значит распредмечивание не может быть произведено. Но поверхность останется поверхностью, а сознание убедится в своём абстрагировании от поверхности, что поверхность - всего лишь иллюзия, что вокруг скрыта комплексность мира, комплексность, содержание которой никогда нельзя будет понять и постичь, подобно тому, как нельзя ничего разглядеть в толстом слое ила внизу. Можно конечно нырнуть наугад на 5 метровую глубину озера, попытаться нащупать дно. Возможно оно даже песчаное и каменистое как в море. Но с другой стороны что подобный рывок к предметности может дать? Новые ощущения от какого-то иного существования за пределами иллюзий и ложного сознания поверхности воды. Да, но при этом погружение покажет и условность суждений. Возможно стремление к предметности подобно научной деятельности, в которой учёные каждый ныряет по-своему, немного в разных местах и на разную глубину, но они проникают в ткань вещей, стараясь её не разрушить и не изменить. Другие же берут эхолот или металлоискатели и пытаются понять что же под водой не погружаясь в неё непосредственно .Конечно здесь для многих областей не будет большой разницы, а во многих областях наши собственные средства наблюдения требуют усиления, такого как телескопы и детекторы частиц. С другой стороны и о своих собственных инструментах мы знаем не так уж много, хотя и можем сравнивать даже нашу собственную способность к рассуждениям с вычислительной способностью. Но аналог такой вычислительной способности пока создать не удалось, равно как и создать ту среду восприятия, которая обеспечивает картину и полноту жизни. Я погружаюсь тоже не без вооружения - по крайней мере я защищаю свои глаза от воздействия воды, но это лишь повышает комфорт без существенных искажений в восприятии. Значит моё погружение может быть не напрасно, оно изменит вновь картину моего ощущения подобно тому как её изменяет утреннее поле или ночной лес. То, что существует не только это относительно привычное направление погружения лишь показывает их множественность, как и сложность их сопоставления. Но все они похожи на те погружения, которые способны сообщить что-то о древних цивилизациях или отважных морских путешественниках также как и о состоянии здоровья планктона и рыбы, о чистоте и загрязнении воздуха, о нас самих. преобразуемых и преобразующих предметность, незримым для нас же самих образом. По крайней мере если здесь не осталось очевидности деятельности, остался идеал смысла, который правда растворён во всём обозримом бытие.

Пространство меня приближается к этой форме незримой с поверхности и смысл конечно воспроизводит эту комплексность, которую же сам и породил. Время показывает своё течение  как и океан его скрывает, поглощая и видоизменяя, но это течение также становится нашим, но только когда мы растворяемся в нём. Так часто погружения куда-то оказываются погружениями в самих себя.