Разговор зашёл о времени и оказалось, что сейчас было полтретьего. Интересно подумалось мне в какой половине? Если мы говорим, что у третьего часа есть две половины, то само по себе утверждение «полтретьего» не говорит в какой мы находимся. Ещё мы можем находиться ровно между ними (хотя бы приблизительно с точностью до одной секунды, потому что точнее время в обычной жизни измеряют редко). Но тогда мы должны были бы говорить между половинами третьего [часа]. Но обычной привычной формой стала именно «полтретьего». Может быть иначе бы дело обстояло более скучно, если бы во времени была математическая точность в виде 3 с половиной. Полтретьего конечно же более динамическая лингвистическая конструкция, она затрагивает и саму динамику темпорального определения говорящих и наблюдающих. Словно 50 определений дождя она не оставляет никого равнодушным, кроме тех, кому действительно от часов нужно только знание точки на стреле, обращённой из прошлого к будущему.

Да, мы оказываемся в полтретьем и тогда оказывается, что в этой неоднозначности означаемых мы означиваем лишь собственную необозначенность среди временного потока, среди этих дат и мгновений, которые бесследно исчезают, словно по мановению ока. В моих мыслях ещё сохранялось стремление увидеть время и понимать его сущность, идея о том, что вот оно то неописуемое прекрасное далёко, которое приносит счастье птичьим пением, тёплым солнцем, непонятными предложениями на полстраницы (опять же непонятно какую половину или ровно посередине) или даже на целую о квантовой механике, о плавно-скачкообразном многофазовом морфологически разрушительном переходе от нуля измерений к трём и обратно. Браслет-часы, который не показывает время, а только его хранит, как раз возможно навёл меня своей белой непроницаемой оболочкой и зелёными светодиодами, просвечивающими ткань меня только в темноте, на мысль о неоднозначности соответствия наших людских означаемых времени, даже привычному примитивизму его линейности. Ещё только что мне виделась эта функционально-реляционная упорядоченная отношениями последовательности связь мгновений и записей о них и в наших словах, а теперь в полтретьем она оказалась совершенно нелинейной. Внутри браслета ещё продолжала тем временем создаваться база данных простых атрибутов частоты сердечно-кровяного ритма, ускорений и замедлений руки, а мы уже говорили о чём-то другом, рассуждали о возможности обеда и сочетаний грибного супа с травяным чаем во времени одновременно или последовательно. Что было вначале, что было потом, что бывало в начале, чего не ждать потом, а чего ждать? И того и другого возможно, но возможность эта же не возникла в полтретьем, если не считать возникновение новой точки отсчёта времен, изменённого своей изменчивостью, непостоянством и невнятностью означаемых. В базе данных эти измерения и скрытые значения вкушений конечно же не будут отражены, руки будут почти одинаково понимать кружки и ложки, а в каком полтретьем мы тогда находились и возникла сама эта неопределённость остаётся загадкой, возможно потому что разговор не записывался на какой-нибудь цифровой носитель, а значит почти определённо заключающий в себе некоторую модель времени (так интересно и бывает возникают неточности, которые иногда можно пытаться сопоставить с положениями на записи передвижений по пути на основе спутниковых координат: кто сопоставлял эти величины — знает, что обычно время телефона и время фотоаппарата отличаются, но что тогда вообще мы (каждый из нас или из них) знаем о времени, о времени своей жизни?).

Тогда, и в первой и во второй половинах третьего, взор мой обращался к страницам книги Поля Верильо «Потерянное измерение», в ней как раз и раскрывалась эта постструктуралисткая топика неоднозначности всего, например, отсутствия сопоставления фигуры и объекта, хотя в сущности можно считать этот текст протестом против гиперреализма, а может быть и послесовременности в принципе. Но когда была написана эта книга (а это может быть мгновение или все периоды её написания, моменты возникновения идей и их отражение на бумаге или на клавиатуре) наверно не случайно создавалась и развивалась теория баз данных, в которых именно произведения простых измерений обеспечивают регулярный поток запросов и приводят всё к семантической логике осязаемых смыслов людского бытия, бытия субъективно-прагматического, но от этого не менее утопичного в плане несоответствия всей его повседневной означенности означаемым, даже таким элементарным, как известные промежутки времени (хотя может быть относительно этих промежутков и возникает вся неопределённость, особенно когда пространство-время заменяется на скорость-время). И эта многозначительная неоднозначность делает существование внутри событийного языка повседневности особенно скучным, хотя и фигуративно прекрасным. Сущности как раз и обогащаются фигурами действующих лиц, объектов, природы — всем чем угодно, но от этой сущностной определённости не становящихся более определёнными. Только само время не может быть представлено ни сущностью, ни связью, ни модальностью, отчего его инвариантность отнюдь не становится однозначнее в сопоставлении происходящего, но его определённость только усиливается даже из его атрибутивной подвешенности. Можно было бы представить универсальную таблицу мгновений как абсолютно реляционную вплоть до релятивистичности структуру бытия данной точки. Но и точки могут быть запутаны. А если такая таблица должна быть уникальной для каждой точки — то для точки чего и насколько малы должны быть эти точки? Предположим мы открываем таблицу на одной планете, делаем в ней запись и посылаем сигнал на другую, чтобы обновить общее представление данных, что занимает некоторый промежуток времени, значит за это время может появиться и обратно некоторые записи, поэтому время получения и отправки будет для каждой записи разным, а если у таблицы множество пользователей, то что получается для каждого пользователя нужно отразить его собственное событийное время наблюдателя?

Если же мы получаем внешний сигнал, то собственного событийного времени в системе не будет в принципе, будет лишь время регистрации (которое конечно же можно упрощённо признать однозначным как наиболее раннее время или время для некоторой узловой точки). Предположим, что мы регистрируем сигналы одновременно или с некоторой задержкой о некотором внешнем событии, например, об активности звезды. Тогда очевидно, что по идее событие имело место одновременно, но, во-первых, сигнал до каждой из планет доходит через некоторое время, а, во-вторых, существует задержка в передаче сигнала между планетами, причём из-за движения по орбитам она существенно изменяется со временем. И вот предположим, что что-то произошло полтретьего, точнее говоря ровно по прошествии первой половины третьего (раз мы обычно считаем время из прошлого в будущее, не будем нарушать эту традицию). Тогда для каждой из планет сигнал может быть получен скажем в 14:38:20 и в 14:51:02. И вдобавок к этому пересылка занимает например 12 минут в момент регистрации на 1 планете, но некоторое другое время при регистрации на 2 планете (предположим они двигаются по орбитам в противоположные стороны, допустим если находятся по разные стороны от светила). Тогда при взаимной скорости движения между планетами даже 50 км/сек изменение расстояния между планетами за 12 минут и 42 секунды составит около 38,1 тыс. км. Следовательно это уже может привести к разнице во времени передачи сигнала больше 1/10 секунды, что с учётом округления может приводить и к разнице в секунду, если учёт ведётся даже с точностью только до секунд целых. Проблема конечно заключается ещё и в том, что планеты подвержены различным колебаниям, вращаются и их поверхности и если требуется более высокая точность, то осуществить однозначную атрибуцию времени может быть сделать затруднительно, а значит означивание времени будет всегда несколько произвольным. Мало того, что сигнал о третьих событиях приходит в разное время и его настоящее время можно восстановить лишь косвенно зная относительные скорости движения, гравитационных искажений и удаления, но и расстояние между всеми наблюдателями может изменяться довольно существенно, так что и время получения данных будет неоднозачным, если не сделать некоторые поправки. Нужно ли говорить, что в этих условиях межпланетарности существование непрерывной торговли невозможно, если сигнал приходит с задержками десятки минут, равно как и живое общение путём диалога. Вместо этого письмо, отправленное в 14:30, придёт допустим в 14:42, потребуется некоторое время на ответ и в лучше случае ответ будет получен ближе к трём, но по крайней мере в этом случае в оной половине третьего. Но что ещё интереснее, потребуется пересылка точного времени получения и отправки, поскольку при получении в 14:42 нужно знать, что отправлено сообщение было в 14:30 и обратно в 14:42 нужно отправить информацию, что сообщение было получено в 14:42 (если на обеих планетах используется одна временная шкала времени, если нет просто нужно дополнительно сделать пересчёт в соответствующие шкалы). В случае же не сообщения или не события происходящего непосредственно с наблюдателями, а с регистрацией третьего события вне этих планет, возникнет неоднозначность времени — потребуется всё тоже самое, только дополнительно некоторая договорённость о том, в какой же момент прошлого для этих планет имело место третье событие — и на договорённость об этом снова потребуется некоторое время, связанное с пересылкой сообщений. Становится понятно, что возникновение таких языковых аномалий как «полтретьего» весьма нежелательно (хорошо, если время суток известно наблюдателям, но что делать в беседе, происходящей между участниками с разных континентов?: «полтретьего» ночи или дня?), потому что они просто выражают некоторую приблизительность, сгущают в себе нераспознанность неточности и тем самым создают привычку небрежности к сообщениям, вносят некоторый элемент случайности, когда вместо полтретьего можно былобы сказать и 2 и 3 и полседьмого и без четверти десять, забыв добавить указание на часовой пояс. Но в ближайшем времени большинство людей вероятно продолжит говорить неопределёнными фразами, ведь сухость электронных табло с их 14:30:00 сама по себе навевает тоску, а вдобавок сложно выговариваема одним словом, подобным «полтретьему». Если нам нужен какой-либо другой способ сообщения времени, устанавливающий оптимальность на полях как живого человеческого, так и точного языка электроники, то его ещё предстоит выработать и развить, и делать это не поздно, тем более, что повсеместное применение нейросетей и квантовых вычислителей уже не за горами, а значит такой язык конечно не должен быть таким сухим как электронное табло.

А теперь представим, что уже сегодня по низким околоземным орбитам летают тысячи спутников со скоростью почти 8 км/сек и иногда на них случаются некоторые события, которые нужно отражать в некоторых системах учёта. Конечно, пока все в основном живут по общему планетарному времени, но в действительности при расстояниях в десятки тысяч километров (точнее до около 20000 км изогнутого околоповерхностного пути между наиболее удалёнными точками (полюсами) на поверхности) некоторая задержка и неоднозначность во времени возникновения возникает, даже в отношении системы спутников одной планеты, хотя она не так заметна в масштабе секунд, как с планетами, удалёнными друг от друга на световые минуты и часы. Вероятно пока всех спасают атомны часы, расположенные и тут и там и определяющие время гораздо точнее наручных кварцевых, которые то и дело приходится «сверять». Но в действительности уже сейчас можно говорить, что нет никакого единства времени, каждый спутник, самолёт, человек, каждая точка живут по какому-то своему времени. Просто пока отклонения не превышают десятых секунды никто вероятно этого не замечает, лишь изредка недоумевая от задержек и «накладок» в прямом эфире, называя их пренебрежительно зависаниями или «тормозами», наслаждаясь доплеровским эффектом от проносящейся мимо сирены, отдавая дань греческой мифологии, идеалам человеческого логоса как всепознающего и общественно определённого и определяющего одновременно. А между тем мы не можем и не должны составлять единых баз данных, в которых мы могли бы всё свести в единой шкале времени, в терминах экземпляра для одной сущности: каждая сущность скрывает в своём означиваемом претензию на собственную базу, базу понятий и категорий, шкалу времени и скоростей, наступления событий и их толкований. Вся же наша жизнь, переложенная на «цифру» напоминает «зависание» или задержку, задержку всего лишь для чего-то более важного, что можно достичь через «свободный» рынок тропических фруктов, выращенных рабами или сезонными работниками, или через «строительство» коммунизма, несоответствующие ГОСТам строители которого отправлены на собственное переустройство принудительно. Создание независимых данных могло бы избавлять от эффекта «зависания», если каждый создатель понимал бы как и зачем создаётся эта база, но вместо этого сейчас предлагаются плавные взаимодействия, которые конечно же только запечатывают, обёртывают проблему, не приближаются к её решению, перекладывают опять же труд технической поддержки на плечи рабов или идеологов. Иной же живой базой данных можно считать языковое пространство в широком понимании. Здесь по крайней мере очевидно, что за означаемым «полтретьего» скрывается некоторое означиваемое, которое не раскрывает свою сущность. В реляционной базе данных же всё вывернуто наизнанку и сущности изображаются на концептуальных схемах некоторыми фигурами, которые лишь условно соответствуют несуществующим объектам (тогда как в языке сущности выражены через эстетику знаков (за исключением более фигуративных иероглифических языков, стремящихся создавать при этом и иную эстетику), а значит почти никогда как сущности сами по себе). Если мы попытаемся тогда составить таблицу времени, то чем оно должно стать: сущностью или атрибутом, принимающим видимость свойства миллисекунд? На самом деле это (вопрос о представлении времени) весьма важно уже сегодня, когда происходят различные мгновенные торговые и обменные операции. Обычно они предполагаются централизованными, но как только мы говорим о некотором распределённом пространстве, то конечно же должны столкнуться рано или поздно с проблемой времени, которое требует некоторых задержек, а если должно учитывать поступающие от разных точек с разными задержками сведения накопительно (например, запросы с предложениями купли и продажи), то должна быть некоторая методология в том, как обращаться с теми сигналами, которые приходят с задержкой из-за пространственного удаления, иначе одни точки планеты окажутся в миллисекундной дискриминации по отношению к другим. Если же в распределённой сети не должно быть центра, то она должна выработать некоторое общение понятие о задержках, возможно применять универсальную задержку ко всем сигналам, даже если они приходят без задержки, обеспечивая таким образом справедливость времени. Но это один из методологических вариантов, которых можно предложить множество. Конечно время в этом отношении не является исключением, подобным образом обстоят дела и со словесными, изображенческими, сущностными и другими метасмысловыми сосредоточенностями, но в отношении них по крайней мере предпринимаются попытки создать базы и запросы, приближенные к естественным языкам. Если в этом отношении время казалось аналогичным, то как выше было описано дело обстоит не совсем так: время подлежит особому рассмотрению и сведение его к пониманию сущностной таблицы для каждого субъекта конечно слишком упрощено, особенно если принять во внимание само устаревание отношений субъект-объект.

Можно было бы предложить и некоторый аналог биологических часов, уникальных для каждого из действующих или бездействующих лиц или не лиц, например, начинающихся с пробуждения, с начала жизни в случае её относительной кратковременности (а в остальном сон вероятно является общей чертой самых различных систем, земных организмов и биогеоценозов). И в этом случае можно даже включить отношения измерения времени в природные событийствования. Как в старые деревенские времена пробуждение с рассветом означает путь воссоединения с природой, только как мы теперь знаем, не обязательно устремляться для исчерпания ресурсов копалками и вилами, вместо этого нужно устремляться к событийствованию, выстраивать и взращивать цепочки крайностей, основанные на зависимостях от природы, прекращать скорость городских «зависаний» во имя замедления капель утренней росы на редких цветах, перекраивать пространство субъективизма ради беспричинности событийствования, антагонизировать собственную природу навстречу природе окружающего мира, с тем чтобы хотя и не снять беспочвенность антропоцентризма, но по крайней мере искупить часть вины человечества.

Где же искать основы для подходящих всем биологических часов? Одним из ответов может быть ритмика птиц, которые ведут свою щебечащую историю ещё со времён, когда по земле и по морю бродили гигантские ящуры. Не случайно петушиный крик служит важным сигналом пробуждения для деревенских сообществ, но не только сигналами ограничивается функциональность птичьих сообществ: стоит слушаться в искусство трелей или в перелив лесного многоголосья, как начнёт открываться связь африканских лесов и саванн с местными борами и полянками, как откроется близость ритмики города и леса, как база данных многомиллионнолетних мотивов начнёт открывать свою запечатлённость самых различных звуковых судеб, местностей, мгновений и окружений, отображённых как через сознательное преломление, так и генетическое кодирование (что само по себе подсказывает ещё одно направление общности кодирования и соединённости баз). Таким образом. базы времени содержатся в голосах природы, которую мы можем пока ещё слушать, пока она ещё не стала жертвой оторванности человеческой упорядоченности от многообразной действительности.

На сей раз диалог зашёл про наличие у меня времени. В наличии опять оказался только безэкранный браслет, поэтому пришлось сказать, что времени у меня нет. Впрочем ещё до того, как взгляды собеседницы были обращены к устройству связи, подключённому в том числе и к сети электронного времени, я ответил, что по моим ощущениям сейчас должно быть где-то 13:40 или без десяти два. И действительно на часах оказалось без пятнадцати. Отсюда стало ясно, что можно доверять интуиции и у многих людей биологические часы идут правильно, нужно доверять интуиции, нужно открывать их событийствование с природой. А само время не должно быть от этого точным: оно может приобретать различные подходящие диапазоны: плюс-минус 5 минут, часов, дней, лет, столетий, тысячелетий и т.д.