Пару дней назад, когда всё ещё было относительно спокойно, я ехал в подземке и думал о нахождении нас между молотом и наковальней. В сущности это интересная модель, которая как оказалось стала воплощаться практически буквально в действительность. Не знаю, что произошло там, но мне представлялась она скорее аллегорическим образом интересов, которые с одной стороны институционализированы в сознании, а с другой идут из небытия прошлого. Логосу же нужно в конце концов что-то противопоставить, что-то, что словно камень с плеч Сизифа может освободить порой странным образом, ведь главное, чтобы этот же камень не упал на голову.  Итак, институциональный молот может быть здесь, а в этой атопической скрытности находиться всего лишь очередная жертва, за которой скрывается подсознание угнетённого трудового народа.

Словно близость к природе она достигает наконец окраин мироздания, словно бы своей абсолютной относительностью в очередной раз пытаясь изменить ход времени в уравнениях Максвелла. И этот лёд сковавший землю и небо и лица идущих рядом, через него прорываются отрывистые улыбки, в которых непоколебимый поиск равновесия. А маятник снова шатнулся, как пошатнувшаяся Земля, в которой вымирают не только виды людей, но и сама земля, невидимые наследники невидимого метагенома. Как и вся метацивилизация они могут быть не видны, пока внезапно не проявятся в опухолью или вирусом — все элементы здесь стремятся к равновесию. Лишь только логос непоколебим, или его притягивает пустота над наковальней. В конце концов мы так хрупки, как и сам баланс устойчивости на планете. Иногда конец истории приходит не потому, что она повторяется и не потому, что дальше больше нет просмотренных страниц, а потому, что действительно страниц больше нет. Тогда хлопья снега наконец падают на стынущий лёд и застывшие во льду отпечатки уходят в небытие. Кажется, что идти легко и больше не беспокоит растяжение, лишь в голове ещё доносится этот странный шум, который родился где-то в сердце.

Так и идёт время, что я больше не замечаю его ход. Может быть часы опять убежали, а может все опять сговорились и этот марафон минут — всего лишь видимость. Мы снова живём в прошлом и даже оживаем в нём, но вот гравитационные воронки закручиваются одна вокруг другой, никогда не надеясь на равенство, а если оно и будет достигнуто, то как истинные киники все должны будут принять своё со-бытиё с миром. Как никогда может становиться ясным стремление к устойчивости, когда минуты замедляют бег когда вновь путь будет заметён. Останется может лишь купон на скидку, навскидку брошенный под ноги, чтобы идти по этой дороге в никуда в погоне за черепахой, чтобы её никогда не догнать. Но не потому, что апория — это и есть вся наша жизнь, а просто потому, что черепахи, как и слова находятся под угрозой вымирания. И они ещё и потому под угрозой, что люди вновь и вновь теряют способность говорить и договариваться о чём-то таком простом, как мифы и логика. И может сама структура  сознания устарела, но если отказаться от неё, то начнётся очередной невроз или же потребуется новое определение человека и человечества, и здесь опять неизвестно в каком значении будет выступать «само».