Часто современные либеральные взгляды для цивилизационной формации Запада ассоциируют с прагматизмом, то есть к использованию практических суждений в качестве критерия истины. Человек умеет хорошо планировать и продумывать собственные интересы и значит он прагматик. Человек различает действия, приносящие пользу и вред и значит он хорошо осознаёт, как вести свою хозяйственную деятельность. Но если внимательно присмотреться к прагматизму, то он оказывается не тем, за кого себя выдаёт. Прагматизм зацикливается на системности и упорядоченности, подставляя свою концепцию вместо иных толкований действительности. Конечно, это просто: заменять рассуждения об идеале простым видением собственных интересов, даже если в основе такой замены лежит протестантская этика. Но что лежит в основе этих интересов, если не навязанные цивилизацией идеалы. Прагматики вновь утверждают то, что было сформулировано ранее как гедонизм или иррационализм, феноменология или экспрессионизм, стремление к жизни или трудовая теория, но они ничего в сущности не противопоставляют прошлому кроме своей собственной жизни и видения мира, собственного и согласованно объединённого в метацивилизационную воронку восприятия и поглощения эмоций.

Например, возьмём такое общественное явление, как причёски: оно выполняет некоторую культурно-демонстрационную функцию, но несёт ли оно какой-либо практический или прагматический смысл для человеческой жизни? Следует учесть, что волосы имеют свои ограничения и не рекомендуется носить их в мороз. Но что такое волосы в сущности, если не защита от холода и атмосферных осадков. Люди, которые носят шапки и кепки в сущности должны смириться с тем, что их волосы не выполняют никой защитной функции, а лишь служат для иллюзорной красоты и создания образов и избавиться от них, подобно тому, как в армии практикуют короткие стрижки, где приближение к прагматизму доходит до высокой степени в отличие от гражданского существования (но поскольку цели армии скорее противоположны жизни, то мы не будем здесь рассматривать прагматизм в этой области). Либо, если человек хочет стремиться к природе, то он должен доверять собственным волосам и носить длинные волосы, защищающие его от осадков, ветров, мороза и других неблагоприятных явлений. Но такие причёски могут не быть привычными и красивыми в привычном смысле, либо они вообще могут не быть причёсками, если человек сочтёт, что у него нет времени на заботу о придании формы волосам на его голове. Отсюда видно, что распространённые общественные взгляды либерализма не стыкуются с действительным прагматизмом в явлении причёски. И такой прагматизм можно назвать культурным прагматизмом, то есть основанным на первостепенном значении культурных ценностей по сравнению с ценностями обыденной жизни, удобства и комфорта. И это можно объяснить тем, что в сущности общество эпохи послесовременности склоняется к приданию первостепенной значимости культурным и прочим общественным явлениям, сфере услуг и в том числе науке. Но поскольку такие общественные явления носят массовый характер, то и культурный прагматизм становится культурным прагматизмом массовой культуры, тогда как в отдельных общественных группах он всё же превращается в истинный культурный прагматизм (в области "классической" культуры), тогда как в других он остаётся простым прагматизмом (в частности в армии).

Те же явления культурного прагматизма связаны и с наделением жилищ и машин некими эстетическими функциями в виде внешнего вида и плавных линий, ассоциируемых с неким образом сопричастности к современной культуре (а в сущности к культуре послесовременизма). Или же устройства переносной связи и другая вычислительная техника как только попадает в руки пользователя становится объектом его притязаний и строгого предвзятого рассмотрения. То, что пользователь хочет ощутить - некое чувство современнизма, осовременивания действительности, сопричастности развитию технологии. В сущности в этом он отторгается от своей собственной древней действительности, равно как и от природного зова. Он впадает в область абстракций и взаимодействий внутри, он ощущает возможность управления символами и образами, создания образов одним нажатием на кнопку, но при этом он оказывается в западне примитивизма, подобного клетке, которую и напоминает сетка значков на экране в его ладони. Эта сетка - словно наручники, словно те часы, которые долгое время остаются ещё одним культурным символом западной цивилизационной формации. И часы как ничто другое служат примером проявления и укоренения культурного прагматизма: в то время, как человек сам может контролировать время, он пытается вытолкнуть из себя эту функцию и знать его с большей точностью, чем сам способен ощутить. И когда появляются электронные часы он сохраняет приверженность к механическим как проявлению большего искусства, труда, ювелирного и оформительского мастерства. Как будто человек отталкивает от себя любое проявление прагматизма, он носит часы и придаёт основное значение их внешнему виду и стоимости, как будто бы его вовсе не интересуют движения стрелок в его голове.