Лечу на самолёте одного известного российского низкостоимостника и думаю о двух крайностях: с одной стороны необходимость 3 раза проверять размеры ручной клади, которая надо сказать действительно подобрана у меня таким образом, чтобы занимать 96% отведенного по нормам объёма, поэтому и вызывает подозрения конечно же,  а строгой стороны про прекрасный журнал, рассказывпющий о различных событиях, содержащих выдержки из сочместных культурных проектов, который предлагают в полете и который похоже те же примерно 96% собравшейся публики не в состоянии оценить. Такое интересное противоречие достоинств: с одной стороны нормы культуры, достоинство жизни, хранимой в узких коридорах редакций, а с другой - тупое следование нормативов в сантиметрах, которое применяется к жизни человека. Я никого не обвиняю, я констатирую ущербность окружающего бытия, в котором уже давно никого нет,  нет мыслей, нет людей, есть попытки лицемерия и лжи, что плохо скрывается по наивности или наплевательству. Конечно же я прохожу все три круга ада проверки части меня на нормативы, между которыми вставлены круги необходимых проверок безопасности (для которых конечно же необходимо достать камеру из плотно забитой, но соссотетствующей нормативам сумки, хорошо ещё что не все из н а ходящихся в ней десятков проводов и аккумулятор, достать носовой платок, эластичный бинт из карманов, хорошо, что не снимать носки - в этот раз повезло), простого желания положить куртку и еду в отдельный пакет, нещадно пресекаемые. В итоге возникает чувство отвращения сродни чувству посещения врачебного кабинета, сродни чувству, по причине которого мне трудно находиться в городах среди людей, транспортных систем, всасывающих нас как огромный пылесос, трудно смотреть на забитые нагромождениями движущегося металла асфальтовые поля, похожие на внутренности заднего прохода этого огромного задымленного курящего больного организма. Это чувство ведь и лишает смысла возвышенность и аристократичность чтения журнала над облаками, лишает ощущение скорости его красоты, оно отделяет нас все дальше от прекрасного прошлого, где давали конфеты “Взлётные", где смысл слова не был очевидно и нагло обессмыслен, где сама культура не приносилась словно на первобытном алтаре в жертву глупости и развлечениям, а скорее была посажена в клетку ради псевдореалистичности показа её мук.
Но поскольку этого меня уже не было,  то я мог наслаждаться чтением строк словно это был другой я и вот о чем говорил Йохан Идема: "Самое невероятное, что задним числом путешествия часто кажутся лучше, чем они были на самом деле. Вот почему философ Питер Хексам называет отпуск 'машиной носальгии': 'Каким бы отвратительным ни был отпуск, время покрывает воспоминания золотистой платиной. крупные и мелкие огорчения забываются, и единственная крупица счастья разрастается из нашей памяти всё сильнее'". Далее автор рассказывает про философию новых знакомств и разговоров в путешествиях. Конечно для меня это теперь не подходит, потому что цели моих путешествий стали шире: не только люди, не только цивилизация как организм,  а природа и весь мир в целом. Поэтому я скорее буду общаться с ручьями, с дикорастущими цветами, погружаться в горные глинястые озера и снега, чем говорить с людьми, тем более, если эти люди слишком сильно доверяют словам. И на тропах для походов проблем, о которых говорит автор не существует: можно и нужно здороваться с каждым встречным и скорее всего вами ответят. Это как раз то чувство,  которое не вписывается ни в города, ни в трупный запах цивилизации. Отсюда частица счастья разросталась по мере приближения к городу, но она это делала вместе с огорчениями, поскольку моя память такова,  что она помнит разное и не проводит различия между хорошим и плохим, равно как она не стремится ник объективности, ни к субъективности, ни к предметности, ни к научности. Можно назвать процесс моего мышления и лженаукой, но только если признать этот взгляд со стороны лжецивилизации. Я не делаю правду и ложь, я абстрагируюсь от них как и от самого себя, стараюсь основываться нас достижениях науки, чувствовать её и оживить, а не пытаться её опровергнуть или доказать.
Может мудрость состоит в спокойствии и умиротворении, но в чём же тогда состоит наука? Может в таких явлениях оптимизации, как установление оптимальных размеров ручной клади, создании страниц, заманивающих посетителей на приобретение дополнительных услуг. Охотно остаётся верить, что можно управлять временем путешествий и его течением, но я не хочу сам превратиться в путь, пусть даже в путь рассказа. Я ищу новые обходные пути, часто они совпадают с прохоженными путями, но ещё чаще они проходят где-то в стороне от дорог, в особенности от дорог механизированных. Но чтобы добраться куда-нибудь, необходимо воспользоваться транспортом, а с ним связаны люди, поэтому и эта часть путешествий способна становиться самой содержательной, пусть и самой пустой.
Наши мысли везде переплетаются: в разговорах об обыденной жизни, в шутках, в небе над головой и в бурлящих реках под нашими ногами. Даже когда мыслей нет, что-то хочется сказать. Также и в путешествии: даже когда нет сил, мы идём дальше, ибо дальше мы и ожидаем самое интересное. И в статье из воздушного журанала советовали составить план заранее. Но этот совет хорош тогда, когда от намеченного плана получается отойти в сторону и желательно конечно в лучшую. Как в песне правда чем больше меня убеждают и стараются обмануть я не обманываюсь и внутренне протестую, так что эти флуктуации протеста разрастаются словно волны из которых я черпаю силы скорее чем умиротворение, но может это умиротворение - слишком тяжёлое и всеобъемлющее путешествие, чтобы уделять внимание таким мелочам как измерения?
Я намеревался выразить своей отрешённостью в отпуске протест против механистичности, своими неизменныи страданиями и работой - восстание против изменчивости нормированного рабочего дня. В конце концов я сосредоточился на формировании человеческого капитала, складывающегося из впечатлений, но я понял, что не стоит стремиться наполнить их моментами с одинаковым знаком, даже не стоит приписывать этот знак. В конце концов прохождение контроля и досмотра - это тоже было развлечение, в котором можно было понаблюдать и за другими, стремящимися провезти множество сумочек и пакетов, быть в состоянии неопределённости в связи с неподверженностью до этого сумки влиянию измерителя. Но я не стремлюсь к развлечениям - вот в чём проблема, для меня это не интересно. Дорога по земле без плана, но с картами и представлениями - совсем иное дело, чем нахождение в очереди в ворота словно на убой. Там нет никаких клеток и рамок, есть гуляющие по холмам дикие стада, парящие над головой птицы, пустынные долины рек. Там не возникает стремления развлекаться, там начинаются реки и ручьи, начинают дуть ветра, начинают общаться люди, там начинается жизнь.