Тема обвинения весьма важна в современном дискурсе за пределами случайности. Пожалуй меньше всего подвержено случайностям применение военной силы вследствие конфликтов: средства уничтожения действуют наверняка по отношению как к жизни, так и мысли. Здесь можно поставить абсурдный вопрос о том что важнее: попытаться сохранить чью-то жизнь или сделать фотографию. Тем не менее, военные снимки и хроники важны для тех кто будет жить в ином времени порой не меньше, чем сама победа, они создают словно портал, портал мысли, единство языкового чувственного пространства, передающего боль, страдания и желание жить. Но и воздействие человека на природу подобно такой войне, когда каждый день окружающее пространство подвергается разрушениям, например, через создание полей, дорог, когда конфликт возникает на стыке стремления к жизни людей и других форм жизни. Обе эти темы интересны известному британскому фотографу Сэру Дону МакКаллину в его работах: с одной стороны человеческое страдание и боль, с другой стороны снимки мрачных заводов и их выбросов на фоне молчаливых людей-машин, обеспечивающих работу машин-убийц природы. И по его мнению в 90 % случаев страданий людей, которые он представил на снимках, виноваты политики, своими несоответствующими действиями или бездействиями приводящими к конфликтам и несправедливости. Но для него увиденное — живущая в его памяти толпа воспоминаний, впечатлений, переполняющая его словно скопление судеб переживающих саму жизнь. Возможно это похоже на внутреннее тихое обвинение нарушающих самоизоляцию людей во время эпидемии, тогда также не всегда можно заснять сам факт нарушения, но снимки последствий говорят сами за себя. Но снимки лёгких больных короновирусом не столь человечны, как выражения лиц, выражающих обречённость, горе и обыденность смерти и болезней, по крайней мере для обыденного восприятия (хотя для героя «Волшебной горы» Томаса Манна снимок лёгких был сильным носителем чувств, даже лучший, чем снимок лица) Обыденность болезни сегодня проникает в мысли практически всех, за исключением пожалуй тех, у кого в голове срабатывает защитная реакция, позволяющая отрицать существование проблемы. Да, людям обыкновенно свойственно не_замечать происходящее несчастье, даже если отрицательные новости часто вызывают наибольший отклик. Но и сами новости в этом отношении похожи на привычку потребление: будто бы стоит просмотреть новости и проблема исчезнет. Но что на счёт фотографии как искусства: помогают ли они решить проблему лучше, чем потребление новостей в виде текста, карт или графиков? Определённо, поскольку они проникают намного глубже, доносят человечность переживаний с близостью очевидца но с осторожностью опытного хирурга. Возможно у на ещё нет средств для точеной борьбы с эпидемиями или возбудителями войн, но эта точечность вероятно не относится к той или иной личности, той или иной стороне. В конце концов у каждой личности есть свои предпосылки и поля развития, но когда кто-то обращается к политике, принимает на себя бремя оказания влияния на общества и племена, народы и отдельных людей, то определённо входит в тот круг лиц, в отношении которых выдвигается документально-образное обвинение.

Но обвинения не так просты, как это слово означивает сознание первым всплеском своих юридических ассоциаций. В сущности вопрос гораздо более метафизичен и находится если не в моральной, то в философско-этической плоскости. «Я просто не доверяю человечеству» - поясняет Сэр Дон МакКаллин и этим универсальным критицизмом делает проблему более осязаемой. Нет, мы не должны ставить под вопрос отдельных индивидуумов или общества, но шире человечество. Но что это означает? Логически это значит, что тот, кто не доверяет человечеству либо себя исключает из его поля, либо не доверяет самому себе. Возможен конечно ещё и экзистенцианалистский вариант отсутствия себя, но наличие местоимения отодвигает эту версию, хотя философски она проясняет многое. Но важнее здесь понятие доверия. Действительно, как поёт группа «Sagа» в песне «Trust», сначала люди начинают верить в себя, потом это становится некоторым состоянием, а потом доверие продаётся и передаётся. Злоупотребление доверием в политике действительно раскрывает её под иным углом, чем простой правовой конструкт «злоупотребления полномочиями». Доверие и предательство важны в военном деле, а близость доверия и веры — в гражданском отношении. Поэтому снимки сами по себе никого не могут обвинять как ни непосредственно, так и ни содержательно. Но они документируют последствия и состояние утраты доверия, которое должно содействовать всякому культурному измерению. Какие делать выводы и действия вне состояния доверия — возможно вопрос каждого или вопрос также всего человечества или общества, возможно даже вопрос утраты доверия всего человечества к самому себе. Но это просто основа здорового научного критицизма, состояние культурного абстрагирования, но не обязательно обвинения как эмоциональной реакции.

Культурная составляющая интересует Сэра Дон МакКаллин вероятно не меньше, чем течение страданий и несправедливости, но происходит это раскрытие всё на той же почве: через изучение страдания рабов, превратившихся в остатки прекрасных строений Римской империи. Отсюда не только лица людей, но и построенные людьми строения, храмы, мосты и дороги выражают страдания человечества и призываются не доверять людям именно своей красотой. Когда фотограф отправился в 2018 году в разрушенную Пальмиру в Сирии, то возможно его интересовало само соединение двух тем, которые его увлекают: страданий от войн и архитектуры как проявления рабства. Действительно, страдание и подчинение возникают и там и там, но если в одном случае архитектура и структуры создаются, что-то производится, кто-то обслуживается, то в другом — всё наоборот, единственная услуга заключается в прекращении жизни как всех услуг. Когда он прибыл на место, то конечно обнаружил, что город занят российской армией и ему не позволяют во всех подробностях запечатлеть сохранившиеся строения. Действительно, военным должно было бы представляться очень и очень странным, что кого-то среди войны в освобождённом городе интересуют не войска, не техника, не особенности операции, а архитектура и возможно её страдания. В случае разрушения архитектуры страдания, заложенные в ней, усиливаются повторно страданиями её самой как красоты, хотя демонстративно её разрушающие, думали вероятно, что тем самым они снимают страдания прежних эпох. Страдание и горе усиливаются именно через означенность происходящего по отношению к жизням людей, которые как просто населяли древний город, так и могли издалека наблюдать за его культурным наследием. Когда город разрушается страдания возникают почти столь же одинаковые как у тех, кто больше не может в нём жить, так и у тех, кто больше не может переозначивать через сознательное и неосознанное абстрагирование его культурологический дискурс. Но есть и иное историографическое измерения в попытке сопоставить ранее запечатлённые им виды Пальмиры с состоянием после разрушений, а значит отразить развитие истории прямо на глазах. Отчасти это история разрушения подобная той, которая отражается неявным образом в противопоставлении образов здоровых и счастливых людей со страдающими и несчастными, сопоставлении снимков здоровых лёгких и подверженных сгущениям и рубцам, в сравнении покалеченных людей сс нормальными. И это сопоставление ставит сам исторический вопрос о нормальности по иному: кто они «нормальные» и «типичные»: здоровые и довольные обитатели центральных улиц или жители трущоб, вернувшиеся домой победители или покалеченные побеждённые? И кто эти побеждённые — солдаты, политики или жители, дети, животные, природа, архитектура? В контрастах фотографий противоположности всегда сопоставляются и определяются по-разному, так что даже историческое сопоставление конфликтов прошлого и настоящего, несвободы прошлого и настоящего видно через сопоставление созидания и разрушения как от рук людей, так и от времени, а поиск границ, таких как Вал Адриана, как и поиск ракурсов сопоставим с вопросом жизни и смерти (От одной из пуль Дона МакКаллина в 1970г. в Камбоджии спас его фотоаппарат, поэтому и здесь означаемое и означиваемое соединяются ).

В сущности природа в ландшафтном виде представляет также некоторое сочетание разрушения и созидания, но на этот раз сопоставление проходит по линии раздела естественных и искусственных сил. Если естественное сочетание созидания-разрушения практически незаметно, то от рук человеческих — знакомо и осознаваемо, инстинктивно означиваемо, а значит и означаемо, значаще, значительно. На снимках Сэра Дона МакКаллина природа графства Сомерсет, где расположен его дом, выглядит несколько мрачной, контрастной, пограничной. Обычно это поля, затопленные низменности, дороги. Иногда это лес выглядит сказочным и прекрасным, иногда появляются люди, иногда и сам автор, ведь природа как действие происходит, событийствует рядом с ним. Но поля, изгороди и дороги — результат разрушения природы людьми, приспособления её под свои нужны. Означивая окружающее таким образом, автор конечно же стремился выразить и общую чувственность, боль, которая накопилась у него со времён трудного детства. И когда мы видим затопленный лес или неизвестность тумана в лесу и над дорогой, то ощущаем, что здесь в любую минуту может что-то произойти или уже что-то произошло (задумаемся о бесчисленных невидимых обитателях местности) и происшествия обычно несут страдания, потери, жертвы. Это иное чувственное измерение и кажется на первый взгляд просто контрастом, но за ним скрывается множество противоречий и противостояний словно в экосистеме невзаимных чувств. Так и при первом взгляде на «Поля сражений в Соммы, Франция» (англ. The Battlefields of the Somme, France) мы видим просто дорогу, идущую через поля под рассвеченным пробивающимся через облака свечением. Но стоит присмотреться, немного задуматься о том, что здесь когда-то происходило, как туловище берёт оторопь, внутри человеческая телесность начинает словно бы протестовать против самой себя. Дорога словно делит стороны невидимого теперь сражения, а мирно растущие травы перекликаются с уплывающими вдаль небесами за пеленой облаков. Свечение даёт о себе знать, но кто осилит путь и стоит ли идти этой дорогой? На горизонте дорога исчезает, а значит и граница исчезает, горизонт же ставит новые пределы, которые конечно же не найти, даже если пройти всю эту дорогу. Природа наполнена угрозой вне времени, люди же -лишь на краткий миг.

© Don McCullin. Early shift, West Hartlepool steel works, County Durham, Great Britain, 1963.

Также источником для написания были (неупомянутые и необозначенные источники)

Страница о Сэре Доне МакКаллине в Википедии (англ.)

Прерванная жизнь: галерея из Африки (англ. Life Interrupted: A gallery from Africa)