Принято считать, что технические ошибки по определению могут возникать у технических устройств, но лишь исходя из материалистической теории мы можем признать самих людей столь же бездушными машинами, как и прочие, и признавать любые их ошибки в качестве технических. Но люди часто действуют на основе простых инстинктов и правил, а значит совершаемые их ошибки можно рассматривать как технические. Да и сама система обработки информации у людей часто ведёт себя согласно действующим алгоритмам, например, выбирая похожи звуки или знаки и постепенно подставляя одни вместо других похожих. Можно даже утверждать, что сам язык, да и всё знание, развивается на основе создаваемых отклонений, ошибок в данных и текстах, семах и фонемах, так что в итоге отбираются наиболее подходящие подобно тому, как в природе выживают лишь некоторые виды и особи с наиболее подходящими свойствами. Но чем тогда отличаются человеческие ошибки от технических, если техника получает некоторый алгоритм, который не изменяется, а значит ошибка не может быть исправлена без вмешательства человека, тогда как человек сам может понять и исправить ошибки? Для употребления языка мы уже определили ошибку исходя из собственных представлений носителей о принятых нормах его употребления, хотя часто ошибки становятся явными только когда воспринимает речь какой-либо собеседник иначе человек сам должен воспринять собственную речь и понять, что что-то было намеренно или случайно употреблено неправильно. Таково и есть самое распространённое определение ошибки — как отклонения от требований, указаний, целей, концепций и т. п. Но и сами требования и цели могут быть ошибочными — таковы законы, которые принято рассматривать в эпистемологии относительно недавнего прошлого. Тогда ошибка как несоответствие становится лишь образом из общей коллекции теней, которая не скажет определённо, не весь ли язык представляет собой собрание ошибок и в своём определении и в своём словоупотреблении.

Ошибкой может быть и то, чего нет на первый взгляд, то есть, например, несовершённое действие как и несказанное слово. В любом случае у нас есть ещё и ошибки за пределами сознания и они выглядят более сложно определимыми и они заведомо не соответствуют никаким требованиям, потому что человек не является системой с определёнными требованиями. Язык же представляет некоторый набор обращений к человеку, на основе которых он может выполнять некоторые действия подобно тому, как существует язык для обращения к процессору. Но если и есть какая-либо ошибка в алгоритме, то именно точное выполнение его вычислительным центром приводит к возникновению ошибки при которой алгоритм оказывается недоработанным. Природа же человека иная: у него нет алгоритмов и заранее предсказуемого результата мышления, а значит и нет видимой возможности определения его ошибок как технических. Но если основная часть наших действий — результат вырабатывающейся привычки (физических ли действий или умственных), а результат тренировки пилотов или циркачей — лишь цепочка повторений инструкций и последовательностей необходимых действий, то определённая часть ошибок должна носить точно такой же характер, как и ошибки технической системы, которую изменяли и пытались довести до необходимых качеств. В конце концов ухудшение гибкости пальца или психическая подавленность становятся причиной ошибок точно также как надлом балки у подвески или попадание воды на соединения проводов. Всё что мы не можем объяснить — это уже вопрос второй очереди объяснения, но то, что мы пытаемся достичь соответствия с требованиями, которые сами не должны оставаться постоянными, выглядит как заложенная в нас техническая неточность.