Мелкомягкое поделие в очередной раз привело к разрыву истории, когда очередное обновление самопроизвольно закрыло открытые в редакторе с открытым исходным кодом записи, которые были бы очевидно обработаны по-иному, будь то собственные разработки. Обновление ли это системы, или это несистемное обновление, но творчество в очередной раз пало жертвой безопасности, и, забегая вперёд, труд стал заложником капитала. Не знаю, как люди пользуются им и как могут ему доверять свою жизнь, но видимо его диктатура работает по образцу мантры, взывающей к поиску наилучшего из худшего в лице либеральной демократии, а отнюдь не идеала коммунизма. Но видимо, синхронизация и стабилизация не направлены на стахановские мифологемы, они препятствуют определённости становления действительности как создаваемой, поэтому они сами создают имитацию качества как иную, диаметрально противоположную мифологему. В память о несохранённом документе хочется отметить, что в нём содержались наброски заметки об имитации действительности, и также в память хочется обозначить её через противоположностей крайностей имитации и труда.

Впрочем, труд — понятие относительное его итогов и запутанное, как и сочетание обозначений производительности, продуктивности и эффективности. Скажем, нужно каким-то образом определить полученных на выходе объектов по отношению ко входам, но входы при этом находятся в состоянии неопределённой множественности, причём большую часть отдельных влияний как природы, так и мысли достоверно установить невозможно, а выходы сами как произведения лишь условно можно подвергнуть оценке. По крайней мере, если мы уходим чуть в сторону от массовости и стандартизации, которые сами являются хозяйственными мифологемами, то обнаруживаем, что измерения почти всегда парадоксальны. Так и с производительностью приходится начинать уже с мифологемы сравнения человека и общества с машиной, которая может давать устойчивую или по крайней мере в некоторых пределах прогнозируемую норму выработки. Конечно, как люди уходят в отпуск, так и машины отправляются на тех. обслуживание, и часто методы наблюдения и оптимизации оказываются сходными, но люди сами же не занимаются оптимизацией своего здоровья и не так часто исследуют карту загрязнений собственного тела, жилища, чаще увлекаясь исследованием города, может быть всего лишь из-за того, что это более легко доступная для восприятия часть, тогда как как происходящее в более глубоких слоях, таких как канализация и подземные реки интересует их меньше, а если в странах победившего дискурса и интересует, то превращает бывшие коллекторы и колодцы в хорошо оборудованные экскурсионные «пространства». Но пространство — это и есть почва для имитации, уподобления, которая в культурологии получила техническое представление «монтажа» или наложения. А в действительности такое уподобление может быть похоже на те самолёты, которые выстраивали туземцы на островах из соломы: они могут повторить образ, они вбирают в себя ту культуру воздухоплавания может быть даже глубже, чем чувствуют сами представители цивилизации, увлечённой имитацией.

Уподобление всё же переходит в нечто большее, когда речь идёт о воспроизведении содержимого, поскольку само создание содержимого становится заключённым в рамки технологии, так что само исходное представление об источнике жизни теряется в искажённом реализме (как есть). Для самого выступления требуются некоторые инструменты, а сам голос становится одним из них . Инструменты не нужны возможно только для народного творчества, либо для некоторых авторов-исполнителей и профессионалов, которые намеренно отказываются от инструментальности как концепции (впрочем в этом случае окончательное избавление от имитации всё равно оказывается под вопросом). Странным оказывается то, чтобы получить относительно достоверное воспроизведение звука сегодня нужно больше ресурсов, чем для получения достоверного изображения (хотя и здесь неоткалиброванные бытовые экраны всегда неточны, но по крайней мере на текущем уровне развития техники лица европеоидов в кино уже не выглядят откровенно жёлтыми, как и наоборот). Получается, что электромагнитные волны оказываются легче копируемыми, чем звуковые. Морские волны в этом смысле могут быть ещё более сложно воспроизводимы, если воспроизводимы вовсе (и эта часть искусства природы пока не вполне доступна людям, хотя есть немало отличных маринистов, но они были сосредоточены как и импрессионисты на отдельных мгновениях, обходя стороной такие явления как стоячие волны). Быть может дело в спросе на соответствующую достоверность, ведь звук приближается к достоверности источника непосредственно, обеспечивая погружение, тогда как экран остаётся всего лишь экраном, пока он не является голограммой, а в этом отношении цена создания голограмм будет скорее всего выше, чем цена достаточно достоверных звуковых систем, но люди привыкли к погружению в экраны несмотря на их недостатки, тогда как погружение в звук видимо в силу отсутствия явного перехода (такого как переход между нотами и самим воспроизведением). Быть может дело и в том, что зрение изначально сосредоточилось на узком спектре волн, как известно, технологии в других частях спектра оказываются весьма дорогими. Но что касается уподобления (имитации), то выход за пределы становится возможен с каждым дуновением ветра, с каждым движением по неизвестной линии, подобной личным географическим (топологическим) открытиям. Морские волны и течения могут быть открыты только в целом в приближении к масштабу планеты и в этом смысле они бесподобны, не доступны воспроизведению и имитации. Геология в этом смысле представляет собой ещё один вид системы планетарных волн, которые существуют во внутреннем обороте мантии, передвигающей земную кору относительно медленно — на сантиметры в год. В этом смысле горы и ложбины представляют собой выплеск статического искусства как слепка происходящего в отдельные моменты времени. Здесь люди в некоторых местах смогли внести свои заметные изменения, иногда связанные с хозяйственной деятельностью, иногда с созданием природно-монументальных произведений, но такое искусство всё равное по сути не стало ещё уподоблением, поскольку сам принцип и скорость создания оказываются иными. В этом смысле котлованы, трубки, насыпи, тоннели представляют собой самостоятельное искусство как выход за грань уподобления (имитации), поскольку они изначально не могут воспринимать уподобление как изначальный приём. И здесь оказывается возможным и необходимым пересечение как обеспечение сохранения существующей структуры местности в изначальном и постоянно изменяющемся её бытийствовании. Если же человек пересекает озёрные или морские волны, то волей-неволей он вовлекается в культурное взаимодействие с местной или планетарной эстетикой, особенно если требуется поддерживать неравновесный баланс в попытке достигнуть наивысшей скорости передвижения с данными средствами. И здесь волна сама будто бы позволяет и требуют своего продолжения и параллельного с ними скольжения, которое и можно представить как уподоблением или имитацией.

Имитация (уподобление) — это в некотором смысле начало симуляции, которое затем уже может обретать форму симулякра. Имитация остаётся подобием и действия и бездействия одновременно, обращаясь к дискурсу за набором сценарных структур оптимизации определённости действования. Имитации или уподоблению может быть противопоставлена труду как ниспровержению сходства, как коренному переламыванию действительности в каждом моменте становления. Уподобление же стремится к сопоставлению элементов дискурса, к размещению его граней в областях подобия шаблонности. Скольжение по направлению волн поэтому оказывается беспочвенным в смысле стремления лишь следовать за ними или за течением реки, а не пускаться в путешествие ради открытий. В некоторые моменты, такие как при преодолении порогов, открытия могут происходить, но основным оказывается само стремление к уподоблению, к имитации действования, стремление остаться в рамках выбранного маршрута, известного заранее, стремление находиться в ячейке управления риском. Выход за границу уподобления поэтому доступен даже не тем, кто идёт на поводу уподобления и например прокладывает маршруты для преодоления их другими по заранее известным сценариям, а тем, кто как в искусстве не стремится к определённой заданности статичного целеполагания, в котором волна лишь кажется покорённой потому что она кажется прочувствованной в её протяжении, хотя в действительности это чувство было лишь стремлением к уподоблению ей, в некоторой степени мимесисом, если он оформляется в субстанции переживания культуры. Мне же всегда казалось, что именно я и создаю волны, создаю течение озера, если даже просто плыву и было очевидно, что в бассейне аналогичное действие будет бессмысленным, если только не считать общественные эффекты наблюдения и формирования попутного течения, как это бывает у едущих друг за другом лыжников. Но, похоже, это чувство погружения, отнюдь не универсально, поскольку в массе речь идёт именно об уподоблении в свете противопоставленности себя и окружающего. И одно дело даже представить себе это противопоставление, а другое — задуматься над необходимостью избавления от всякого вида уподобления только ради самого этого уподобления. Отсюда мы и можем поставить экзистенциальную задачу в её стандартной форме на первой стадии как задачу преодоления уподобления.

Если взять такую форму уподобления как средство передвижения, то изначально использовать гужевая тяга, тогда как со временем она была заменена двигательным уподоблением, которое сохраняет преемственность через означающее измерения в «лошадиных силах». Тем не менее, послесовременные повозки достигли достаточной плавности и тишины хода, чтобы быть уподобленными незаметности кошачьих и грациозности диких парнокопытных. Но при всём уподоблении перемещение становится чем-то вроде имитации самого себя, уподобления, замещающего сам интерес к движению, особенно когда движение становится средством и элементом самой транспортной системы. Если хищник и лошадь пересекают местность как часть действительности, то автомобиль или поезд используют замещение местности в виде асфальтобетонной или железной дороги, а значит двигаются по определению по технизированному полотну, обеспечивающему эффект нахождения в пределах уподобления. Даже сам выезд за рамки подготовленной плоскости расценивается как привилегия чувства, сходного с аттракционом. Интереснее преодоление морских волн, но круизные и прогулочные корабли превратили и эту устремлённость к поверхности в волн в развлечение, хотя здесь нельзя избежать естественного приближения к исходному материалу природы. Сложно сказать, способны ли выйти за грань уподобления поездки на вездеходах или пересечение океана на каноэ, ведь дело даже не в средствах, а в самом приближении и ощущении. Можно сказать только, что дело даже не в передвижении по одному и тому же маршруту, поскольку сам маршрут может открывать приближенность к исходному движению, а особенно поиск истории маршрута, либо изучение природных особенностей могут происходить на каждом шагу. И если географические открытия прошлого были всеобъемлющими и бескрайними, то они в равной степени были и безумными и жестокими. Открытия современности поэтому можно рассматривать как переоткрытия, как попытка исправить то, что было неправильно понято и испорчено в прошлом. Быть может, движение будет восстановлено и для плейстоценовых местностей и для зарастающих лесов, некогда богатых зубрами, бизонами и турами. Пока же и бегущие по равнинам реки напоминают осиротевших свидетелей прошлого, которых как и лошадей запрягли в оглобли водохранилищ, но которые теперь наблюдают в лучшем случае туловища особей молочных пород. И если человек и имеет право погружать свои киль и винты в эти воды, то только с осознанием минувшей утраты. Может ли он передвигаться по тем же землям, которые он дополнительно изрезал ранами бетона, гравия и металла и не замечать того, что его передвижение давно стало беспочвенным и равнодушным к находящейся под его ногами земле?

Другой формой уподобления являются элементы, связанные с жилищем, где в изобилии присутствует уподобление разрезу дерева, но не само дерево, словно бы этот жертвенный алтарь, в который люди превращают полы и мебель, выполнен из плёнки и пластика. Наиболее показательными впрочем уподобителями выступают возможно внешние прилегающие элементы в виде заборов и лужаек. Сплошной забор создаёт прежде всего зрительную преграду, но при этом выполняется из металла, тогда как часто он также становится элементов декоративного творчества. Но даже кованые ограды не создадут имитации символического непроходимого леса или военного укрепления с колючей проволокой (впрочем колючая проволока выдаёт конечно же представляет собой наиболее красивую и приближенную к недрам земли часть ровных заборов, поскольку может быть натянута не ровно, а если она снабжена и электрическим током, то забор обретает невидимую двигательную ипостась). Итак, забор уподобляется или пограничному переходу или неприступному лесу, скалам в зависимости от фантазии и возможностей владельца, но он вбирает в себя ни толики цветового и линейного разнообразия. Например, забор под обратным углом кажется хорошей идеей, но редко воплощаемой, а огибание местности обычно сводится к лестничным структурам, а не возведению столбов под разными углами. Конечно, это происходит не в силу инженерных ограничений, а скорее в силу косности человеческого мышления, находящегося в сферах, связанных с безопасностью, в особенном соединении с механизмом уподобления потому что отклонения здесь могут повлиять на саму оценку риска вторжения именно скорее как субъективную, а не объектно данную величину.

Если музыка не всегда является уподоблением, если она иногда возникает в голове произвольно, то дальнейшее связано с достижением всё того же образа, что содержится в архитектуре, избавленной от украшений. Так, музыка может становиться нагромождением типовых блоков, а может проступать следствием случайных подстановок элементов. А там, где она рождается не в голове и не в воздухе, она возникает как уподобление самой себе в паре акустически выверенных колонок. Но всё же именно цифровые редакторы позволяют вырываться за пределы самой волны, позволяя экспериментировать с самой формой сигнала, если конечно для выплеска этой волны используется достаточно качественный выход, иначе волна рискует остаться столь же индивидуальной, как и мысль, возникшая в голове. Другое дело, что данность цифрового звукового пространства для избавления от уподобления требует нечто большего, чего-то более цельного и невероятного, что пользуется не слишком большим спросом по сравнению с более впечатляющими стилями.

Трава перед домом прекрасно имитирует ковёр или луг, а может быть и наоборот, но собственно от природы она сохраняет только функцию роста. Уподобление здесь доведено до совершенства, если оно обеспечивает игровое пространство: преобразованная природа становится основой для логических правил, показывая возможность подчинения человеческой мысли. Если это и так, то только в рамках грубого уподобления, имитации отходящей от эстетического ощущения. Но люди послесовременности не могут придумать ничего иного, если они не могут сменить игры с тех, где нужен непременно ровный газон на те, где он может быть натоптанным как лесная поляна, как они не могут оставить запущенными математически выверенные парки. Сложно избавиться и от музыки как уподобляющейся народному или птичьему пению. Но переходить грань уподобления необходимо каждый раз, как только действие претендует на эстетическое значение. В этом смысле нахождение на выстриженном газоне напоминает сосредоточение на нулевой эстетике, которая периодически нуждается в обновлении, приближающей её к новому качеству воспроизведения исключительно удобного и полезного, так чтобы остальное не было включено в действование.

И когда игровая поверхность и эргономика движения соединяются вместе, то получаются абсурдные пробки на подъездах для купания в местах, где оно запрещено: в прибрежном песке и вытащенных из воды водорослях нулевая эстетика достигает своего предела, а уподобление форме становится уподоблением поверхности: волна в идеале должна обеспечивать превращение человека в качающийся на ней обездвиженный балласт, лишь отдельным смельчакам удаётся пройти расстояние до буйков и обратно. Нагретый песок позволяет отвлечься от изобилия земли, может лишь пронырливые птицы уподобляются людям в здешнем стремлении довольствоваться тем, что и куда выносит волна. Чтобы избавиться от этого не достаточно, но точно необходимо пуститься в плавание по недоступным местам, вступить в схватку и соединение с волнами или просто погрузиться в яхтенную прогулку. Здесь будет ясно, что удобно выбранный пляж — это лишь дань моде и какое-то всеобщее помешательство на песке.

В этот день бежалось особенно хорошо и это было не от того, что превосходство лесной тропы над городским подземельем ощущалось особенным через отсутствие необходимости проходить через рамку выявителя металла, что может приводить к опозданию на стыковочный поезд и потере часа времени; нет в лесу должно падаться также, когда под ногами появляется скрытое черничником бревно, ведь иначе бег передвижение за гранью уподобления было бы проведённым не по-настоящему, как и исследование озёрных лабиринтов под риском найти дном камень или свалиться в воду. Нет, просто бежалось после жары быстро, ноги будто бы сами несли (ну конечно шипы на обуви никто не отменял, но и с шипами ведь не всегда есть силы бежать), будто бы и не было никакой нагрузкина ноги, будто бы чувства боли и усталости были отключены. Но наконец этого будто уже не было, потому что чувства были здесь, а грани уже не было. И в падении чувствовалась близость к земле, когда на неё вываливаются из ушей наушники и наступает вечерняя сумеречная тишина леса. И несмотря на то, что мы не можем перестать ездить на транспорте, мы можем его переосмыслять как что-то несущее угрозу не только нам самим, но и всему окружающему. Может быть поэтому гонки по городским улицам кажутся такими неуместными почти так же как и гонки по пересечённой местности, если они не проходят под знаком пересечения и переосмысления человеческой жизни, ведь сама жизнь, превращающаяся в гонку, может потеряться за гранью уподобления движения уложенности и уравниванию. Может быть поэтому и быстровозводимые дома так похожи на быстрое питание, даже если они напоминают разбухающие от нагрева пласты недр земли, но формируемые из какого-то неправильного материала, дающего трещины. Но дело не только в самой скорости или в качестве, дело в том, что наоборот уподобление происходит во всех сегментах, если к деятельности не прилагается усилие: и спортивные машины могут ржаветь и пылиться в гараже и щедро отделанные дома напоминать склеп из фильма ужасов. Черника в лесах, полных людьми тоже становится недоступной тем, кому она могла бы предназначаться, поэтому каждый ягодник и грибник мог бы избираться наименее травмирующие для леса маршруты, например, удаляющиеся не более чем на несколько километров от населённых пунктов, тогда как иные части леса желательно посещать в соответствии с имеющейся информацией об ареалах обитания и возможности размещения здесь относительно редких видов. В любом случае, когда ешь ягоду с лесного куста, понимаешь, насколько уподобление вкуса собранной ягоды отделяется от этого ощущения, насколько этот возврат к природе может быть неподдельным и близким.