Если мне чего-то и хотелось, то всегда начинать с воплощения системы. Ведь воплощать — значит жить, значит определять проектную роль, создавать какую-нибудь метамодель, а уж потом это можно и задокументировать как у нас говорят или просто документировать, что есть две большие разницы. Для модели же это не важно, если она уже воплощена посредством точек зрения и интересов, и даже устанавливает элементы для мета-модели как традиций и культуры. Правда это оказалось философским вопросом и искать воплощения в жизни можно было бы требовать не обязательно вначале. А так эта дорога могла быть такой воплощённой, что даже слишком системной. Вовлечённые лица на ней точно были и даже ни одно и ни два. Вот только есть ли у них интересы или озабоченности, точки зрения? Хотелось бы видеть именно множество точек, а отнюдь не ракурсов, не представленных обособленных обрисовок, отрисовок, наложенных съёмок. Проблема с восприятием дискурса здесь может состоять именно в том, что он может становиться непрерывным продолжением пути, но превращать мысль в поток тем самым механистично или в некотором смысле материально инженерно. Проект же если и был, то видимо в голове, вопрос только в чьей? Мне это уже не до конца было ясно: может ли быть воплощение лучше действительности, могут ли быть документы лучше видения прекрасного и может ли это видение стать наконец коллективным?

И вот вопрос тогда состоит в том, состоит ли коллективная межсубъектность в воплощении или в её мета-категориальности? Всё тот же выбор между физичностью звёздных систем или морального закона, на сей раз только уже не совсем внутри нас, а внутри коллективного мы. Если мы продолжим давать определения системам, то мы останавливаемся на непосредственно воплощённой межсубъектности, если же мы начинаем с категорий, то само понятие нас не должно быть столь значимым. Но всё же если между между моделью и системным видением (определением) есть опосредованная связь через представление (ролевое описание, англ. view, можно трактовать и как зрение — но по факту это и есть граница коллективного сознания, нанизанного на точки зрения как вехи пути дискурса), то это путь построению изменяющего экскурса, который включает в себя и требования и архитектуру. Архитектура экскурса так и задумывалась: непосредственно явленные шаги, с которых следует начинать путь и завершать его без места и без времени. А интерес в направленности может и существует где-то рядом с методом описания, но в состоянии запутанности. А эта архитектура определена безусловно скорее не инженерами, а художниками или защитниками природы. И требование у неё сегодня должно быть одно первостепенное — защищать как природу, так и человека, а не создавать какие-либо разрушающие их системы. Представление/интерес поэтому выражаются в виде любой карты загрязнения, воздействия, взаимодействия, перемещения, поскольку загрязнение — это и есть итог перемещения, действия.

Здесь мы как будто бы становились системой систем: непонятно умозрительных ли или сосуществующих, но очевидно независимых, поскольку каждый человек, вырываясь из оков рабства, становится разобщённостью и новой независимостью от других и от себя. Внутри же личность — тоже вполне себе система систем, хотя здесь всё должно быть обычно более-менее ясно: управляющий центр хоть и есть, но полушария относительно независимы, а значит это подтверждающаяся система, которая каждый раз подтверждает себя фактом единства сознания, который как раз и оказывается на поверку умозрительным. Так и инженер может быть не просто охранником стандартов и оптимизации, а охранником природы, если он помнит о соответствующих тонкостях построения описывающих состояние планеты как системы систем моделях. И тогда ему потребуется одновременное наблюдение за проекционными описаниями из общей планетарной модели климата и жизни и синтетическими описаниями всех местных проектов и начинаний, организаций. Каждый же из нас может представить и то и другое как совмещённое, хотя и не всегда это делает, излишне расходуя планетарные ресурсы. Желание здесь наталкивается на внешнее ограничение, на необходимость сокращения любых расходов, нужно лишь знать и осознавать, какие действия становятся наиболее вредными.

Правда хотя климатические модели и улучшились за 30 лет, размер точки в них измеряется десятками километров, но это по крайней мере значит, что возможно соотнесение на уровне городов. Планирование же для уровня меньшего, чем город остаётся в этом смысле ручным, или делом как раз формирования некоторой «системы» города или предприятия, которая рассматривается через призму системного подхода. Получается, что как и для дискурса в целом достаточно рассмотрения 3 уровней системы: планетарные, городские и всяческие местные, в том числе личные. Хотя вдобавок к ним накладывается множество уровней и чуть больших и чуть меньших систем, таких как региональные, общественные, культурные, сетевые и районные и т. д. Зачем-то людям нужно такое разнообразие как и необходимость разметки участков земли которые должны кому-то принадлежать. Вот что касается каждого человека, то он (каждый) должен быть меньше всего уверен в том, что он представляет собой единую мыслительную систему. По крайней мере если у него несколько мыслительных центров, то «цели» и вовлечённые лица у них должны быть обособленные, либо нельзя исключить, что одна половина мозга выступает вовлечённым лицом для другой, обеспечивая взаимную вовлечённость. Но государственные правоыве системы видимо ещё долго будут пытаться переразмечать именно поверхность суши с тем же упорством, что и судьи выносить решения в отношении некоторой «дееспособности» виртуальной абстрактной единицы «личности». Разделённые на 2 половины человеческого мышления 12 видов общественных систем и одна планетарная и дают нам примерно 25 видов основных систем.

25 видов систем никогда не пересекаются, но их описания полезно держать «в голове» одновременно, чтобы не упустить изменения критических состояний. Но если человек представляет собой 2 непересекающихся системы, то то, насколько бесшовно они соединенны — это и есть главное чудо их бытия (если мы на мгновение поверим недавним экспериментам нейрофизиологов и допустим, что сознание связано с каждой из половин мозга, а точнее если говорить прямо: основы теории сознания говорят о том, что сознания не существует как единого процесса, но в то же время оно явлено именно таким здесь и сейчас каждому живущему). Именно к такому непересечению и должны стремиться инженерные системы, но это видимо будет доступно в следующей его версии, а пока даже в упрощённом виде он оказывается слишком сложным или слишком затратным в ежедневном применении. Причём основная часть сложностей может быть связана именно с излишними и традиционными элементами общественного и культурного пространства, с упорством и привычками, а больше всего — с закоренелым стремлением человечества к поиску лёгких путей, путей быстрого мышления.

Основное, что следует искать при оптимизации выделенных систем — это воздействие приростного (аруск. «эмерджентного») элемента и синергии взаимодействия систем. Приростной элемент возникает именно как свойство целого — у всей системы, которого не было у частей системы. Часто говорят о связи движений рук с половинами мозга, но не случайно само перемещение человека, в особенности бег связаны с единством мышления как приростного свойства организма, но разделённого навсегда на 2 системы мышления: в каждом шаге участвуют попеременно независимые системы мышления, особенно если нужно изменить направление или перемещаться по сложной пересечённой, гористой, болотистой местности. Здесь системы мышления пожалуй могут сливаться с планетарной системой, а может быть и с множеством общественных систем, таких как транспортная и система лесного или паркового хозяйства. Люди сетевения, особенно, становящиеся сверхпроводниками от сетевения, проводят встречи единомышленников именно в беговых группах, где вдобавок к человеческим системам мышления они встают на путь построения систем общественного мышления. Именно подобные средоточия важны для системного рассмотрения путей построения непрерывно изменяющихся сетевых систем.

Что касается включения природных систем как сетевых в общественные, то само рассмотрение природных систем как части общественных и производственных (что следует как из обозначения их «ресурсами», так из из стремления к учёту природного капитала), уже предполагает, что они включены в соответствующие сетевые общественные системы и что к ним уже приставлены вовлечённые лица. Правило целостного учёта капитала в этом смысле нужно распространять на все виды систем: не только общественно-репутационный капитал образуется как совокупность, принадлежащая всем участникам, но и интеллектуальный и природный возникают подобным же образом. Основной проблемой является в сущности не накопление, а определение соотношения принадлежности — распределение по сетевой структуре. До распространения сетевых структур проблему распределения пытались решать, например, централизованным (иерархическим) или матричным (проектно-функциональным) способами. Но они эти способы оказываются устаревшими, а точнее являются лишь частными разрешениями для разнообразия графов общественных и природных связей. Но это означает уже становление новой общественной науки, в которой все существующие проблемы должны быть переформулированы в сетевых понятиях.

Какими будут системы в этих условиях — сказать сложно, но фактически с помощью системного подхода и были во многом созданы современные сети (прежде всего как общественные и общательные), он поддерживает их и обеспечивает. Думается, что это происходит благодаря некоторым специфическим элементам, таким как культура написания и применения стандартов, которые позволяют обеспечивать заменяемость оборудования. Но определенно тем же методом нельзя обеспечивать заменяемость взаимодействия людей, метод должен измениться, измениться должен и системный подход. К то знает, может быть в скором времени мы увидим новую заменяемость повсеместно (в том числе возможность подставить вместо одной из половин мозга чью-то другую), это и будет новым пространством пересечения.