Потом я стал смотреть на дома. Не случайно же говорят, что дома  - лицо города. И я заметил выражение их лиц, уголки глаз их окон, заметил, что они смотрят на меня тоже. Точнее это был своеобразный инстайт - момент открытия нового чувства. Хотя я проходил здесь уже тысячу раз, но вдруг заметил, что на меня смотрят лица. Все они разные, но раз мы знаем, что в средневековье дом можно было рассматривать и крепостью, то и дома и люди различаются главным образом своей открытостью. Вот дом, открытый ветрам, стоящий на просторе, встречающий лучи солнца и клубы снега, прилипающие к его крыше и подоконникам. А где-то на узких улицах дома уставились один на другой и не видят ни проезжающие машины, ни проходящих людей с кошками и собаками. Что я для себя понял из этой открытости - это то, что дома устремлены в бесконечность вверх, но находятся на бренной земле здесь внизу, но все они находятся в одном пространстве, в одном поле притяжения, но и мы точно также, мы похожи на дома. Ведь это почти самое ценное, что у нас есть, это то, где мы ощущаем себя "как дома" и временами даже совсем дома. И когда все дома, то и крыша на месте и подвал в сухости. Ветра не обрушат эти хрупкие здания пока климат поддерживает их гармоничное циклоническое устремление в воздуховороте притяжения вниз. Но пока мы не представим дома равными себе: также улыбающимися, греющимися на солнце, смотрящими на нас из своей приземлённости и устремлённости к бесконечным небесам, пока мы не сделаем этого всецело и искренне, то мы не сможем двигаться дальше к равенству с природой, с её тайнами и загадками. Поэтому, а может вопреки себя я смотрел на эти каменные цементно-песчаные, металлически-стеклянные глыбы и ощущал их одушевлённость. А значит я утрачивал всякое ощущение возможности обладать ими, считать их своей собственностью. Вместо этого я мог зато общаться и смотреть в их глаза равно и вдумчиво, всецело и неразрывно, ловить отражённое и радостное солнце их прекрасного единства с природой. Ведь дома как ничто иное объединяет нас с природой именно потому, что мы и есть в сущности дома, дома для своей души, хотя и сами обитаем внутри других домов, а те дома находятся в доме-земле, в её хрупкой и вместе с тем хранящей нас до сих пор атмосфере.

Практически же мы можем включить дома в правовую систему в новом смысле: в смысле самостоятельной сущности, наше собственное право на нахождение в которой следует не из каких-то пережитков прошлого в виде договоров или передачи эквивалентов металла, но из нашего с ними общения. Вот мы подойдём к дому, посмотрим в его глаза, может быть погладим его стены, и он нам ответит, может быть, позволением быть пущенными внутрь себя, а значит и стать ненадолго его частью, создать единство себя и его, войти в общее единство с природой или просто подтвердить его. Иные же основания - это вероломное вторжение вражеских войск то есть нас, людей, на территорию природы, пусть даже на этой территории остались наши вещи, ценности, которые в природном смысле ничего и не стоят наверняка. Так вторгается на территорию дома преступник или вор, но точно также поступают и все люди с той лишь разницей, что у одних есть ключи, а у других -  нет. Но так ли ценен этот небольшой металлический носитель информации о механизме замка, тем более, что владельцы толком не разбираются в его устройстве? Так ли ценны им "свои" же дома. если к их строительству и поддержанию они не приложили ни малейшего усилия, если они даже вытесняют из своего сознания всякие мысли об уборке, покраске, приведению домов в порядок, если они передают это всё другим словно дом - это совсем не нужная вещь для их сознания, ведь дом - это просто сведение его к функции, отображающей действительный и бытийствующий дом в конечность и бренность их запутанного здесь-существования.

Кстати о проекциях. Я шёл дальше вдоль канала и увидел отражение домов. И в этих отражениях было столько всего несоизмеримо нового, что я расширял границы своего наблюдения будто бы быстрее, чем расширяется пространство обозримой вселенной, словно я достигаю и превосхожу своим воображением саму границу её расширения как обыденная и блёклая поверхность домов пересекает поверхность воды и преломляется о неё, приобретая всю поточность и глубину, которая в ней есть. И дома будто бы оживают, наделившись жизненной энергией рыб и птиц опространствленных здесь и около, блуждающих и наблюдающих, чувствующих себя дома везде, в особенности на домах, на крышах которых они тоже любят жить, раз там нет нас, в воде, куда тоже мы проникаем редко, особенно здесь, где мы загрязняем её своим присутствием настолько, что само наше присутствие в ней становится затруднительным. И вот дома колеблются и живут в отражении воды и я бы мог смотреть на них из любой точки. И в каждой точке проекция будет иной. В этой искривлённости и понимаешь, что и прямота и обездушенность домов - это всего лишь наши иллюзии, что дома искривлены как и пространство, что они выстроены на поверхности земли по её уровню, а значит они неизбежно закруглённые, искажённые временем и неточностями инструментов и рук, но несущие на себе их след, как и след земли и её окружения, след всей Вселенной. А наш след, где он? Я шёл и почти не оставлял следов. Я лишь смотрел в глаза домов и надеялся, что найду в их сердцах какой-нибудь отклик, который останется в них незримым, но всё же жизненным следом, ведь я говорил с ними на одном языке, сочинял эту историю взглядов и видений, множества окон и отображений, функций, которые утрачивают навсегда свою функциональность и становятся бесконечностью, в которых разговоры об их выпуклости и пределах становятся бессмысленными. Они просто оживают и становятся близки и рядом. От этого ощущения уже невозможно избавиться.