Вчера обнаружил интересную иерархическую классификацию персонажей, которую предлагается использовать в литературных произведениях: главные герои, второстепенные и некий «третичный» уровень, то есть прочие действующие лица. Понятно, что любой упорядоченный список весьма условен, а особенно условны списки, состоящие из 3 элементов, поэтому применение подобной градации может нести скорее эвристическую, чем прагматическую функцию. Но хотя сама по себе классификация вполне очевидна, всё же в способе её применения чувствуется оттенок современнизма. Так первичные герои требуют обращения к себе прежде всего по имени, тогда как вторичные — по фамилии. И это не простой совет, а целое «правило обозначения», что звучит весьма ...  структуралистски. Но интересно, что в действительност подобные правила проникают и в повседневность, а экраны и страницы — лишь накопители для дальнейшей структуризации обозначенных мыслей общества. Так в первичной «ячейке» общества конечно должны преобладать имена или иные обозначения, тогда как в хозяйственной сфере — некоторые функциональные коды. Правда от современнистского функционализма с углублением послесовременнизма всё дальше происходит внедрение и рассеивание, так что имена заменяются суррогатами — ненастоящими именами, тогда как для установления личных связей и корыстных целей конечно же продавцы стремятся использовать свою сущность — то есть имя. Но это всё в той или иной сфере иллюзии и суррогаты. Это всё прагматизм повседневности, существующий на плёнке послесовременности и обращающий эту самую плёнку в цифровую ограниченность жидкости, пока она наконец не становится испущенным светом. Так имена возвращаются вновь в своей цветовой насыщенности электронных пространств. Так мы можем вернуться и в культурную плоскость, пока она ещё не стала ни плоскостью, ни историческим пластом.

Итак, можно продолжить наблюдать третичными героями, которые уже совсем не герои, а персонажи, которых наверно в эпоху классики и романтизма именовали садовниками и лакеями, а в трагедиях Эсхилла демонами и слугами Зевса (впрочем это тема для для отдельного исследования, которое должно показать, что при всей условности возможно именно третичные персонажи как нельзя лучше показывают дух времени). Я хотел отметить одно важное наблюдение для современных современнизма-послесовременнизма: со временем иерархия может переворачиваться и перемешиваться, так что значение главных героев может исчезать — таков один из путь к народовластию, который может начинаться с текста, хотя и далеко и не единственный. С другой стороны структуры героев и лиц могут заменяться системами, если речь действительно наделяется функциональной выдержкой. Ещё одна тема для исследования: действительно ли функции определяют третичных персонажей в современности и также в послесовременнизме? Может быть само время наделяет персонажей функциями и оно же с них их снимает. Или может быть скорее отсутствие времени.

Ещё иерархию уровней персонажей можно дополнить уровнем людей и других форм жизни. К людям формально относятся те, кого принято называть «человек» в контексте «Эй, человек?!», а к животным и в принципе миру вообще — всё, что происходит рядом. И в последние полвека это стало весьма заметно: часто в кадре оказываются просто кроны деревьев, трава, океаны, а героями художественных картин становятся животные. А на полвека раньше вероятно столь же значительное внимание уделялось массовости, равно как и самой идее функционализма. Но раз героями становятся совсем не те персонажи, которых можно отнести к трёхступенчатой иерархии, то исчезает и сама функциональная определённость. Ей на смену приходит скорее функциональная неопределённость или точнее послефункциональная неопределённость, которая наконец обретает черту времени в своей аффиксической завершённости «после». Так мы можем говорить об открывшей нефунциональности всего после происшествия функциональной иерархичности. Так мы избавляемся от всего, что нас может окружать, прежде всего от функции, потому что нужно открывать отсутствие функции через простой поиск их неопределённых значений. Так мы возвращаемся и к имени с тем, чтобы обнаружить его обозначенность.и многозначность, которую можно вновь распредмечивать и переозначивать, но главное не терять их человечности. Может быть с этой целью называть всех равнозначно, то есть по имени или коду. Но и это опять было и будет функционально. Но здесь всё зависит от отношения: если изменить его, то оно уже не будет прежним, так что лист с искрящимися желтоватыми прожилками может выглядеть человечнее человека с краснеющей бородой. И он может быть человечнее, как человек может быть природнее дерева. Как человек может быть одно мгновение функцией, другое — человеком, третье — деревом, ограничения не уместны как ни в культуре, так и ни в прагматизме.