До чего дошли пользователи некогда настраиваемой и гибкой системы, что стремятся видеть либо завершённость решения, либо некоторую готовую коробочную данность (которую практически не нужно дорабатывать), либо некоторую настраиваемую через понятное меню сущность. Но всё это, конечно, неправильно, поскольку для серьёзного использования всё что угодно требует некоторой настройки, возможно поэтому сами типовые настройки как и данное представление пользовательского взаимодействия являются разновидностями информационного дискурса. По крайней мере, беря в руки современный переносной вычислитель с элементами связи, называемый в быту умнофоном, человек пользователь не задаётся вопросом «откуда есть пошла земля» какая здесь структура файлов и их вместилищ, разделителей и размещений, а хуже того, с какой периодичностью нужно обеспечивать отрасщепление («дефрагментацию»). Остаётся только догадываться, каким образом пользователи размещают и систематизируют документы, которые так или иначе сегодня передаются и обрабатываются с помощью этих устройств — возможно в большинстве случаев они остаются лежать в папках приложений или общей папке загрузки файлов. Или же пользователи не догадываются, что что-то можно настроить за пределами тех кнопок, которые выведены в верхний или на главный экран. Например, часто полезной оказывается выбор вида (поколения) сети, особенно в случае, когда возникают проблемы со связью. Не стоит вдаваться тем более в подробности таких технологий, как синезубая передача звука высокого разрешения или же режимы энергосбережения, которые обросли технологеами и стали тем самым дополнительными элементами информационного повествования. Но по крайней мере пользователи озаботились спустя десяток лет вопросом сбора и передачи их личных данных, что, впрочем, не препятствует навязыванию им приложений, но вызывает удивление то, что узнав о возможном сборе их голосовых данных они ещё не повесили у себя в спальнях и на кухнях камеры с прямой трансляцией для большей открытости и получению лучших рекламных рекомендаций. По крайней мере, значительная часть людей перешла к применению ограничителей рекламы и скрытных режимов и приложений, ограничивающих сбор данных, в попытке хоть каким-то образом оградиться от влияния. И влияние это мы можем обозначить как информационный дискурс, поскольку он служит для основанием власти наравне с собственно общественно-политическим и культурным дискурсом.
Если обычный дискурс обозначает особенную важность высказывания или наличие проблемы разграниченности, особенно проблемы общественной справедливости, то информационный дискурс подчёркивает важность информационной открытости и распространения информации. Как законы и суд выступает мерилом открытости и средством превращения индивидуума в гражданина для общественной системы, так документация и техническая поддержка обеспечивает превращение человека в пользователя информационной системы. Особое значение информационный дискурс как повестка распространения новостей приобретает в оправдании важности непредвзятости, в формировании образа открытости представления, любого образа и собственного образа общества и человека. Если система становится файлом, то человек становится информацией этой системы, поэтому дискурс зацикливается на важности каждого из совершаемых шагов. В конечном итоге образ мысли возвращается в информации через обозначение самой себя как знака, а значит и представленный знаком дискурс может помещаться в само её распространение. Например, само сообщение предполагает свою справедливость и благонамеренность, по крайней мере направленность на поддержание связи, однако информационные технологии стремятся к склонению на сторону дискурса всех уровней сетевого взаимодействия. Так, физические носители становятся предметом регулирования и привязки к той или иной территории, оптические линии связи выступают предметом политического обсуждения и борьбы, способы представления и расшифровки оказываются предметом интереса платформ, а непосредственные сообщения и метаданные подлежат пристальному рассмотрению и перепродаже.
Конечно, массовый потребитель многое стерпит, но когда Рика Уэйкмама «искусственный интеллект» отнёс к жанру «хаус» становится очевидным бессмысленность его применения. Тем не менее продолжим слушать качественный звук, поскольку просто существует ограниченное количество альтернатив для передачи звука в формате без потерь. Но мысль остаётся о том, что для осознанного потребителя получается самыми существенными моментами остаются физические и технические особенности, равно как и общая информация о качестве общественной и природно-направленной деятельности, тогда как большинству подают как технический, так и информационный фантик, культурно оторванный от действительности per se. Оболочка могла бы измениться, если бы к этому существовали предпосылки, но это физически невозможно, если электронный пространства существуют обособленно от пользователей и обратная связь (за пределами собственно технической поддержки, можно назвать остальную поддержку культурно-системной) представлена только в виде элемента одобрения/неодобрения и где-то глубоко спрятанной формы для отправки сообщений. Видимо, задачи классификации и систематизации ещё долгое время останутся как и археология знания достоянием человечества, как и предметом горячих дискуссий и обсуждений, как и вопросы культурно-системной поддержки. Но этот уровень, вероятно, лежит где-то за пределами собственно данных, ближе к науке и культуре. Но собственно на нём и идёт сражение за дискурс, потому что вопросы обращения с данными сверху вниз рассматриваются в рамках любого уровня как элемент общественных и цивилизационных столкновений. Так, великая китайская информационная стена с одной стороны включает в себя уровни фильтрации данных, но очевидно включена в политическое обсуждение Коммунистической партии Китая.
Среди других предпосылок информационного дискурса можно отметить признание важности информации для «владения миром», а также и то, что, как считается, информационные технологии являются ядром, обеспечившим рост производительности в течение нескольких десятилетий и сегодняшнюю относительную устойчивость для крупнейшего хозяйства по рыночным курсам обмена валют (относительного этого воздействия информационных технологий на производительность впрочем ведутся обоснованные споры относительно того, насколько производительность действительно растёт, но тем не менее практически неоспорим факт именно связи роста данной отрасли в хозяйстве США с общим хозяйственным ростом, хотя собственно в основе этого роста могла быть собственно составляющая дискурса, обеспечивающая представление информационных технологий как нечто хозяйственно ценного).
Информационная цифровая технология сегодня основан на сетевом распределении и в этом представлении основывалась на принципах устойчивости для нужд военных. В то же время сетевая структура информационного дискурса является нетипичной для дискурса как стремящегося к разграничению. Появление множеств и групп общения фактически работало против дискурса до недавнего времени, когда общательные сети и электронные платформы создали новые поля регулируемого общественного и хозяйственного оборота, подведя черту под прежней неразграниченностью. Такой переход можно сравнить с появлением нового континента из набора островов, и если раньше на каждом острове могла развиваться обособленная культура, язык, то с объединением общий язык как дискурс постепенно поглощает (ассимилирует) эти культуры и языки, выравнивая их в общую языковую и культурную систему. Тем не менее, явления шароместничества на первый взгляд способны идти против этого поглощения, но в действительности они должны всё равно исходить из информационных технологий, а значит и дискурса, как основы для собственного бытийствования. Например, отдельные порталы и издания продолжают существовать, заводя отдельные страницы, каналы на платформах или отдельно, но требование расширения популярности в большинстве случаев толкает их к массовым платформам, поскольку эти платформы намеренно стремятся к поглощению ещ не покорённых информационных островов. Таким образом, поисковая и запросовая открытость становится с появлением информационного дискурса массовой платформенной доступности слабостью отдельных самобытностей, продолжая в большинстве случаев незримый процесс растворения. Устойчивость же и распределение понимаются на уровне платформы как обеспечение бесперебойного доступа для посетителей, тогда как культура равнозначных «p2p» соединений остаётся нишевой — в этом смысле информационный дискурс пошёл гораздо дальше и углубился гораздо сильнее, чем хозяйственный, который так или иначе позволил прорасти не платформам, а независимостям шифроденег, которые противоречат основному ядру хозяйственного дискурса и которые по большей части пока не получают официального правового признания (за пределами тех, которые могут быть вписаны в постнеоклассический финансовый дискурс Центрального банка, который, конечно же, способен создать дополнительные, но всегда управляемые, цифровые платформы).
Итак, информационный дискурс за пределами платформ в сетевых представлениях может поддерживаться через сбор, обработку и переработку, передачу метаданных, в том числе о физических или виртуальных индивидах, а для общательных сетей он обеспечивается правилами самой платформы. Но в обоих случаях связи участников образуют некоторый сложный граф, рёбра которого и выступают основой для размещения облаков и линий дискурса в попытке разграничения. При этом поскольку часть из узлов (вершин) являются мнимыми, часть подвержена влиянию, а часть — источниками непосредственного распространения дискурса, то процесс информационной повестки напоминает динамику распространения вирусных инфекций. И при этом поскольку наделение дискурсом не вызывает явных побочных эффектов, то большинство принимает его распространение. Интересно также что в отличие от обычной инфекции у людей в большинстве не возникает иммунитета к информационному дискурсу, в отличие от дискурса политического, в котором могут оказывать влияние мировоззрение и культура. Однако, в некоторой степени возникающая информационная культура защищённости, надёжности и качества , продаваемая некоторыми производителями, становится аналогом подобных оснований для иммунной защиты. Но подобная защита не работает в случае, если взаимодействие с информационными пространствами начинается до завершения взросления. Поэтому информационный дискурс в действительности для нового поколения может означать больше, чем политический.
Источниками распространения дискурса являются как непосредственные вбросы, так и так называемые инфоповоды. Если общая картина незначительности создаёт поверхность, то заготовленные к развёртыванию элементы развёртывания распределяются по ней, образуя воронки притяжения внимания. Тем самым воронки со временем перерастают в обратные вулканы, уходящие всё глубже, но не в историю, а в запутанность связей дискурса. Тем самым дискурс оборачивается то Сциллой, то Харибдой, где неразграниченность дискурса хранит в себе скрытую направленность на бездействие именно в смысле скольжения по сети («серфинг»). Интересны в этом отношени исследования распространения слов с общественным и культурным предупреждением в СМИ, связанных с «прогрессивными» взглядами, что называется «пробуждённых» сил борьбы за общественную справедливость (англ. «аwokening»), то есть различных *измов, количество употреблений которых растёт. В качестве причин такого роста называется множество: самоподдерживающееся упоминание этой повестки, культурные изменения, особенно появление культуры жертвенности, но более интересными причинами являются возрастание интеллектуальной однородности, усиление финансовых стимулов для эмоционально отрицательно окрашенных новостей и {наконец!} что эти тенденции являются следствием нацеленного руководства или координации[Rozado, 2023]. При этом авторы весьма странно трактуют эти тенденции как имеющие целью непосредственное применения пробуждающей терминологии как средства борьбы. Безусловно, описание некоторой ситуации в идеологически нагруженных изданиях будет опираться на некоторые понятия, но это использование собственно выходит за рамки дискурса, а именно оно пытается выявить (пусть и слишком поверхностно) повестку дискурса, существующую в англоязычном информационном пространстве. То есть «пробуждённые» слова, относящиеся к описанию неравенства составляют некоторую часть общественно-политического дискурса, и сам информационный дискурс ведёт к отмеченному возрастанию, но тем не менее по отдельным употреблениям затруднительно сказать, насколько эта повестка задана сценарно политически. То есть в открытых пространствах информационный дискурс стараются не замечать и воспринимают возрастание употреблений слов с предупреждением как закономерность, тогда как для тех источников, которые вкладывают иной смысл в это употребление, даже научные исследования могут выводить из повестки дискурса, хотя собственно политический дискурс не может быть предметом информационных исследований. Тем не менее, можно отметить, что информационный дискурс предубеждений может проникать сегодня и в научное поле и произрастать из самой склонности журналов видеть тот или иной материал — даже на подсознательном уровне это может требовать некоторых высказываний, пусть и в обобщённой форме, но они и формируют дискурс.
Отношение хозяйственного и информационного дискурса состоит в возможности преобразования потока просмотров в поток привлечения внимания, как и в случае любого инфоповода завлечённый посетитель далее вовлекается в участие в некотором процессе потребления. Для одних платформ это совмещённые процессы — чтение, обсуждение и получению информационного содержимого, другие же перенаправляют хозяйственный поток в сторону иных товаров, работ и услуг. В любом случае внимание как потребление информации находится в области дискурса неразграниченности, который вначале обращается к общности информационного пространства для поддержания общественной справедливости, а затем использует эту область для собственного неограниченного разрастания. В то же время внутри неразграниченности создаются хозяйственно разграниченные области, в которых происходит ограниченное или платное потребление. Таким образом, дискурс регулирует как поток обращения финансовых благ в информационные (на этапе платного привлечения и создания содержимого), так и обратный процесс обращения внимания в финансово нагруженную деятельность, возможно ведущую к непосредственным кнопкам по продаже. Но он не устанавливает и не заключается в непосредственных правилах, он привлекается лишь в отдельных случаях, когда речь заходит о защищённости, заинтересованности или же остаётся скрытым, когда речь идёт об оценке финансовых успехов деятельности информационных «гигантов». Изначально же поддержание информационной деятельности основывается на дискурсе открытости доступа и равенства возможностей как ключевых либеральных ценностях. Другое дело, что если способ голосования подвержен проверке как технология, то в отношении массовой и даже платной информации такой проверки не проводится, а значит по сути дело отдаётся на откуп нераскрытому принципу. Информация из блага превращается в продукт потребления, тем самым и завершается её жизненный цикл.
В противостоянии с информационным дискурсом приходится терпеть дополнительные расходы: видеть постоянно возникающие запросы о том, что человек — это не робот, так что поисковые системы и отдельные узлы оказываются эстетически бесполезны, не доверять облакам, для чего хранить файлы по старинке на отдельных носителях и устройствах. Впрочем, сама по себе технология распределённой цепи распределённых участков (blockchain) требует наличия нескольких независимых устройств, на которых будут храниться соответствующие данные участков цепочек с учётом минимальных настроек безопасности, поэтому избавление от дискурса даже в этом случае доступно по сути лишь единицам. Хотя, как и с помощью других средств эта возможность сама по себе оказывается вне закона, поскольку сам выход за пределы дискурса для государства может расцениваться как преступления: то, что для информационной технологи выглядит как подозрительная деятельность для государства конечно оборачивается вопросом власти и порядка. Как мы отметили при рассмотрении дискурса неразграниченности, именно появление на границе разграничения оказывается опасным, тогда как нахождение в рамках информационной неразграниченности (то есть демонстрации поведения среднестатистического пользователя) оказывается безопасным. Таким образом, вопросы дискурса являются часто смежными в его информационном и политическом представлении, однако в информационном представлении влияние оказывается даже более заметным, поскольку оно связывается с и проникает в повседневную жизнь.
Ещё одним способом борьбы против дискурса с помощью самого дискурса оказывается выделение устройств и пространств, намеренно не содержащих каких-либо сведений. На этом в сущности работают техники обезличивания (анонимизации). Так, историю можно не сохранять, если воспользоваться секретным режимом обозревателя, но можно в принципе применять иные параметры устройства, а также сбрасывать каждый раз настройки, что затруднит задачу автоматизированного сбора каких-либо данных и по сути превратит «данные» в мусор (если конечно вдобавок будет меняться сетевой адрес). Но можно пойти и другим путём и использовать изменённые имя пользователя и сведения об организации, создать сценарий посещения некоторых страниц, то есть создать некоторую альтернативную историю и тогда можно не задумываться о смене адреса, поскольку история будет заведомо ложной (например, можно взять профиль, созданный другим человеком с помощью программы записи передвижений мыши). Таким образом, может быть произведена подмена дискурса. Но и это ещё не всё: получать сведения о страницах можно через их копии или путём запроса через специальные сервера, таким образом, чтобы цепочка получения обратных связей была нарушена (попросить других пользователей или написать, воспользоваться некоторую программу, создающую копии страниц от чужого имени, но на Кубе, например, распространяют копии страниц на дисках). Правда, регулирующие органы по-прежнему считают, что владельцы страниц должны собирать сведения о посетителях, что, в том числе по причине указанных и множества других способов является затруднительным, а по сути утопичным. Поэтому прямое следование законам, поддерживающим дискурс пользовательского выявления и разграничения, означало бы фактически запрет на большую часть содержимого и чтение новостных лент. Мы рассмотрели способы, которые более или менее доступны опытному пользователю, программисты же могут придумать ещё ни один десяток более изощрённых средств, в том числе на основе машинного обучения. Конечно, пользователь спросит, зачем усложнять так жизнь, если можно просто ни о чём не заботиться, читать истории друзей и общества — но это собственно и есть краеугольный камень дискурса неразграниченности, который усыпляет бдительность и внимание, потому что человек перестаёт задумываться над тем, что видимое им — это в принципе не есть информация, пока она не стала эстетически его внутренним переживанием, то есть пока она становится средством управления и замещения сознания и мышления его симулякром. Идеал информационного дискурса поэтому стремится к степени симулякра действительности, но он не может быть в конечном итоге ни жизнью, ни развитием цивилизации.
Право быть не на связи похоже теперь затруднительно купить на срок, больший нескольких недель, и это прямая «заслуга» информационного дискурса, а не самой технологии. Технология могла бы остаться там же, где сегодня телеграф, но она перешла в потоковую сферу, в сферу подключённости, предлагая ради удобства отказаться от независимости. Личные хранилища и облака конечно пока никто не запрещал (хотя стоит ли удивляться, если и они станут со временем предметом контроля), но они становятся уделом специалистов и энтузиастов, поэтому на удивление исключены из собственно дискурса, поскольку занимаются обслуживанием самой технологии, в некотором смысле они и обладают иммунитетом к ней (возможно в смысле активного иммунитета у врачей, но впрочем и сами психотерапевты нуждаются в терапии. Знание сценариев и развёртываний не означает универсального защитного покрова, тем более что технологии как ничто иное вероятно подвержено защите дискурса путём распределения влияния на нижней границе дискурса. В этом смысле даже разъединение и слияние веток кода подвержено большему воздействию властных отношений, чем ведение обсуждений на форуме: в обсуждении в действительности может быть множество параллельных нитей, тогда как в формирование бета и итоговой версии оказывается не только зависимым от работоспособности, но и от выбора основного направления продолжения разработки. Конечно, это зависит от методологии разработки, но они сами по себе не защищают от наплыва дискурса, даже если документация сводится с минимуму — с одной стороны хорошая документация будет проводником дискурса, а с другой стороны и в её отсутствии возвышается дискурс неявный, такой как личная переписка. Тем не менее внутренний дискурс разработки стоит особняком, поскольку он и не является объектом сосредоточения внимания: сама по себе технология связывается с хозяйственной системой, от которой видимо поэтому поставлена в весьма неплохое по сравнению с другими отраслями финансовое обеспечение.
Но становится ли в рамках дискурса заметным изменение, а не влияние как проводимость управления и технологии правления? Чтобы выйти за технические пределы дискурс должен преобразоваться эстетически, задавшись вопросом об отрицании практического значения сделанного. Тогда информационная технология покажется лишь незначительны средством претворения действия в жизнь, концепциями и наборами представлений о том, как создать чёрный ящик и потом глубоко зарыть ключи от него в землю.
Но возвращаясь к земле человек может припасть к её чреву и вновь почувствовать дыхание растений, передающих информацию с помощью корней. И задуматься над тем, что сама по себе информационная технология не решает проблемы, даже если она становится объектом культурной войны и предметом пристального внимания повествования дискурса. И потом когда вновь бежишь по этой ещё живой и неразграниченной земле даже в условиях разграниченности, то стараешься забыть про разграниченность карт и участков, наблюдающих глаз и ног людей. Удаётся это только похоже лишь в моменты отключения: когда внезапно сначала разряжаются наушники, потом телефон, а потом и солнце начинает заходить за край заболоченной местности. Внезапно возникают избушки на опушке и забытые несколько десятилетий назад тропы, которые могут уходить к столь же исторически выверенным урочищам. По крайней мере тогда дискурс пробегает перед глазами и исчезает с очередной порцией сгущающихся зарослей, оставляя способность читать не буквы, а деревья, воспоминания и отблеск в земной атмосфере скрывающегося светила. И возникает образ важности технологии за пределами дискурса: конечно, теперь нам не нужны теодолиты и воспоминания и раньше технология не могла бы быть так близка к человеку. Но вот вопрос, сможет ли человек получить и не растерять плоды этой технологии? Будет ли он по-прежнему использовать её в лучшем случае, чтобы романтически воссоединяться с жанрами портрета и пейзажа и даже совмещать их в какой-то новой (но определённо дискурсальной) неразграниченности? Этот вопрос на сей раз выводит нас на границу информационного дискурса и за её пределы. Дискурс как тропа или дорога в лесу может обеспечивать скорость передвижения, но чтобы увидеть лес, нужно обязательно сойти с неё.
Упомянутые источники
1. Rozado D. The Great Awokening as a Global Phenomenon // arXiv preprint arXiv:2304.01596. 2023. |
