После чтения книги Роберта Сапольски «Кто мы такие?» должен возникнуть не только вопрос о том, почему люди перестают воспринимать новое в рамках культуры, а о том, можем ли мы определять культуру соответствующим образом и как устойчивое стремление создавать что-то новое опираясь именно на найденный путь развития, или это просто дискурс, относящий кого-то или что-то к устойчивым традициям или же стремящийся их разрушить (выступая в этом случае как протестная или контркультура). Заметим, что если дискурс устанавливает особый режим в отношении культуры, который требует её неизменности или если наша память такова, что она склонна с возрастом к непроизвольным воспоминаниям, то это ещё не значит, что культура сама по себе такова. Склонность к следованию за окнами мышления может быть преодолена, если обеспечена длительная творческая деятельность, тогда как культура может быть направлена на общественные изменения в конечном счёте если она будет достаточно сильна и укоренена. Сегодня многим кажется, что культура должна быть доступна широким слоям и отчасти даже сформировался некоторый вариант преподавательско-эстетического дискурса, поскольку большинство видимо придерживается точки зрения, что только получившие высшее образование и закончившие как минимум музыкальную, художественную школу становятся обладателями «хорошего» вкуса, а задача образования соответственно во многом должна состоять именно в некоторой функциональной эстетике воспитания, а значит и простого воспроизведения культурного образца. То есть искусство и наука могут становиться закрытыми областями, понятными только теми, кто сам входит в соответствующее сообщество. Безусловно, часть широкой области искусства требует некоторой подготовки, а часть произведений рассчитаны именно на узкий круг, но ведь это никак не относится к основной части культуры, которая как было показано в XXв. может формироваться и поддерживаться обществом в целом. При этом было показано, что можно создавать просветительские программы, позволяющие заложить основы той или иной отрасли знаний в пределах нескольких сотен часов (хотя само наличие подобных курсов не означает, что их просмотрела большая часть населения, но здесь может быть виновато наличие самой границы разделения массового и штучного, а также и отчасти само многообразие материалов и произведений).

Ключевым же способом выхода за пределы культурного дискурса можно назвать не воспитание, а положительное многообразие. Именно многообразие в природном мире обеспечивает устойчивость систем, и мы можем сегодня заключить, что культурное многообразие требуется и в общественной жизни. Чем более многообразна культура, тем не только более устойчива она сама по себе, но тем более устойчивого общество. Проблема с этим тезисом состоит в том, что на сегодня не вполне ясны механизмы, которые позволяли бы достичь на первый взгляд противоречивых целей устойчивости и многообразия.

Ранее я предположил, что измерение культурных показателей возможно, а также в особенности попытка внедрения поведенческих концепций в общественную жизнь (что неизменно потребует измерения таких показателей), если сможем преобразовать их по законам культурного экскурса. Здесь мы должны будем не только проследить соответствие генетического и культурного кода, а также его переплетённость в повествовании, перемещении и сознании. Действительно, нейробиологией была показана не только разделённость культур джунглей и пустынь, но и разность в морали запада и востока. Многое предстоит переосмыслить и в устроении государства, если правовая система от карательного устремления сможет обойти и саму идею утилитаризма, какой бы она ни была привлекательной. Уже сегодня видны общие принципы исходя из самой архитектуры мозга, в котором части связаны ограниченным образом, а также и в структуре кругов общения, ограниченных в среднем 150 активными связями. Это значит, что культура также имеет некоторые ограничения и любое изменение означает вытеснение старого. И по мере того, как связи становятся условными в информационных системах они требуют всё большего сетевения (англ. networking, идеи которого мы рассмотрим в следующих заметках), которое позволит разрастаться в качестве ризомы именно экскурсу наиболее плодотворных изменений. Соответственно показатели культуры, её измерение требуются для определения того, происходит ли какое-то развитие и представления о том, осуществляет ли оно в принципе. Конечно, мы можем посчитать усложнение формы, структуры слов, нот, мазков, но вот сложность и значительность идей не всегда соответствует числу просмотров или ссылок.

В любом случае то, отчего мы можем начинать отсчёт самого экскурса состоит в развенчании единства сознания с одной стороны и избавлении от субъекта как от автора — с другой. Мы всё же не увидели смерти автора, но наблюдали его преобразование в неустойчивый образ общественного и человеческого самосознания и самосовершенствования. Но вот если на личном уровне всё выглядело до недавнего времени относительно просто: необходимо узнавать и познавать что-то новое непрерывно, при этом изменяя тему исследования, то с развенчанием личного не понятно, как соотносится тема с идеей совершенства, если то, что практически совершенствуется в действительности не существует? Теперь приходится совмещать себе триединство целей лево- и правополушарного развития, а также и природного многообразия. В действительности поэтому точка отсчёта экскурса здесь спроецирована как действительно мнимая.

***

Системное мышление тоже пришло к идее совмещения внешних и внутренних точек наблюдения, не говоря уже о мнимости самого определения системы: «И только после выяснения системного окружения (что окружает борщ в ходе обеда, что окружает компьютер в ходе его использования), после «взгляда наружу от системы» системный мыслитель будет интересоваться «взглядом внутрь», частями системы»[1]. В действительности не важно до или после, если речь не идёт о выполняемом по некоторому стандарту проекте, если в качестве проекта выступает общественная или человеческая жизнь, биогеоценоз, культурный или исторический слой, который мы всякий раз пытаемся рассечь дискурсом или осторожно размежевать экскурсом. Настоящее разделение естественно невозможно, но оно необходимо для организации самого мышления, чтобы мышление имело точку опоры, таково оно.

Внешняя онтология тем самым обозначает себя из мнимой точки изнутри уже в момент, когда человечество представляет себя, устанавливая тем самым первичыную область наблюдения, будь то телескопический космос, бинокулярность соседних племён или микроскопичность данных и почти уже внутренность и вездесущность метагенома. По крайней мере так происходит, когда у нас есть некоторая физически обоснованная или смешанная онтология, либо отказ от онтологии, но построительство в надежде на изначальность физического уровня. Если же философски исходить из идеализма или солипсизма, то разговор о внешнем может заходить в тупик как и определение понятий, но тем не менее такая точка зрения также имеет право на существование, поскольку мы не можем однозначно узнать каково устройство мира. Идеализированная внешняя онтология поэтому похожа на взгляд изнутри кельи, из которой конечно в сущности безразлична разница между стеной, внутренним и внешним пространством, но всё же она существует, поскольку некоторый мир всё же есть и был кем-то сотворён, даже если и самим собой, но в разных ѵпостасях.

Внутренняя же онтология как рассмотрение сущности, бытия с одной стороны выглядит более универсальной, с другой стороны, если избавиться от самого понятия разграниченности, то может исчезать, заменяясь на онтологию универсальную. Тем не менее, в методология системного мышления по сути требует соответствующего обозначения, поскольку дискурс системы или информации — это и есть установление этой границы, внутри которой и происходит разбиение и поиск соотношений, определяющих в частности входы и выходы, эффективность в соотношениях связанных с ними преобразований. К тому же инженерия берёт на вооружение в первую очередь только одну прагматическая максима: «практика — критерий истины». Тем не менее, наблюдение за внешним — это не только аналитический процесс, но и собственно наблюдение, как и удивление, которое постепенно направляется внутрь по мере того как люди отказываются от понятия среды, помещая и себя за её пределы. А когда они отказываются и от понятия себя, выделения самости и обозначения субъектности, то исчезает и определённость внутренней онтологии там, где рассматриваются любые общественные и человеческие, а также связанные с ними системы. Мы даже не можем изучать природные системы обособленно, если в этой местности проживало некоторое число людей в последнюю тысячу лет, поскольку всё здесь изменилось до неузнаваемости: от появления дорог, строительства плотин до исчезновения множества видов крупных животных. Собственно для инженерных систем это и не должно было быть проблемой, если в качестве конечной цели, точки назначения для них рассматривалось некоторое состояние общества, но как только точка переносится на необходимость обеспечения отстранённого существования природных целостностей, то исчезает и конечная цель. Итак, понятие внутреннего как никогда размыто, но тем не менее само определение некоторой системы позволяет определять и практическую внутреннюю онтологию, или внутреннюю онтологию системного экскурса.

Таким образом, проводя различение внутреннего и внешнего можно определить и культурное преобразование в системном смысле как направленное на формирование положительных обратных связей, либо на единичные воздействия, позволяющие преобразовать внутреннюю, внешнюю, или черезграничную систему. Преобразование может быть измерено через совокупность значений и ценностей, таких как общественные, природные и культурные и оно должно быть понятным для заинтересованных или незаинтересованных, но наблюдающих, сторон. Тогда становится понятно, что системная инженерия может помочь описывать и преобразовывать как небольшие, так и крупные системы с тем, чтобы осуществлять основное системное преобразование или обеспечить минимальные условия безопасных преобразований, но собственно экскурс культурных преобразований позволяет собственно осуществлять коренные преобразования, которые могут быть названы творчески направленными, тем самым обеспечивая сочетание культурного и прагматического. То есть, системный подход позволяет рассматривать биогеоценозы в рамках природных и человеческих требований, но для каждой отдельной местности потребуется эстетическое чувство прекрасного, которое будет определять всякий раз где возможно то минимальное воздействие на природу и на человека, которое как нам кажется является чем-то прогрессивным или положительным, а где приходится находить сочетание отрицательных (точнее говоря отрицательные воздействия есть всегда, как есть непрерывно выделяемый углекислый газ и тепло от человеческого тела, но эти воздействия обычно пренебрежимо малы по сравнению с технически сложными системами, которые увеличивают воздействие людей многократно, поэтому в первую очередь воздействия следует описать для таких систем; но тем не менее бывают последствия от массовых скоплений людей, например, в местах отдыха, когда люди вытаптывают местность, оставляют мусор и оказывают иные виды воздействий) и положительных воздействий.

Одной из точек отсчёта экскурса культурных преобразований поэтому является как идеальное изначальное состояние, в котором находилась некоторая местность до появления homo sapiens или когда представители этого вида оказывали минимальное или даже положительное воздействие. Собственно положительное оно и может быть определено только в этом наименьшем значении. Но те местности, которые требуются для постоянного использования (города и сельскохозяйственные угодия, энергетические станции без определённого срока вывода из эксплуатации и т. д.) можно считать дополнительной областью, которая должна быть встроена в природные системы в том виде, который должны определить люди, осуществляющие здесь преобразования с встроенными элементами взращенной природы, такой как водоёмы и парки. Временные же инженерные проекты в своём преобразовательном масштабе определяются наименьшим возможным воздействием, то есть преуменьшением выбросов, а может быть даже отрицательными выбросами (например, поглощением тепла или углекислого газа, метана из среды), а затем восстановлением местности к исходному состоянию. Условность экскурса преобразований естественно определяется как мнимостью проведения таких различий, так и идеальных точек и разнообразием моделей, в которых описываются происходящие изменения (и которые имеют вероятностную природу). Поэтому эстетика здесь определена тем выбором, пусть даже намеренно случайным, который выбирает точку экскурса на диапазоне вероятностей, которая и становится новым путём.

Список упомянутых источников

1. Левенчук А. Системное мышление 2020 // Электрон. изд-во «Издательские решения. 2020. (472).