Чтобы двигаться дальше, нужно отталкивать от прошлого. Чтобы чувствовать прошлое следует абстрагироваться от самих себя в настоящем. Не всякое прошлое история, но всякая история - прошлое. Но её восприятие может происходить через нарушение линейности времени. Так и со способами оптимизации перейдём к 17 способу сразу после 7, хотя исторически другие способы уже зафиксированы в своих хронологических местах, но сами пока недостаточно абстрагированы. Кроме того, любой список в своей нумерации условен, а следовать какой-либо формальной логике мы не стремимся. Такие формы отстранения от правил и позволяют двигаться дальше (без чтобы, а значит уже не только функционально).

17 способ: абстрагирование и отстранение

Отстранения широко используются в жизни людей и других существ, иногда они даже вызывают само абстрагирование как отчуждение от действительности прошлого. Например, потеря соприкосновения телефона и рук уже являются формой оптимизации, если к ним применяется привычная для вычислительных машин технология. Хотя этот способ оптимизации относится к рассмотренной ранее гибридизации, но они не всегда совпадают. Например, использование робота-пылесоса является отстранением от взаимодействия с пылью, но управление им не всегда осуществляется с внешних устройств. Но и программный код может соответствовать бытийствованию, либо быть отличным от него: обычно он скорее соответствует, если написан и настроен самостоятельно, например, в отношении умного дома, иначе он становится навязанным и не допускает управление отстранением, ведь разработчики сами стараются отстраниться от бытия других сред. В таком смысле кланы разработчиков и пользователей информационных технологий становятся подобны религиозным институтом со своими кодексами и правилами поведения. У людей остаётся выбор институтов и различных технологий, культурных кодов и т. п., но это уже предмет для других способов оптимизации. Отстранение же заключается как бы в том, чтобы посмотреть на себя со стороны и возможно даже абстрагироваться от себя или чего-то другого. Но отсюда возникает множество проблем, а сам этот процесс — весьма рискован.

Другие формы отстранения можно увязать со способами многозадачности и совмещения, поскольку одни из задач и видов деятельности можно просто завершать, тем самым обеспечивая высвобождение времени и ресурсов. Также известна техника «бросания» в процессе решения задач, смысл которой как раз заключается в выборе момента, в который текущая эффективность (как производительность по получению баллов в единицу времени) снижается для данной задачи, соответственно следует решать те задачи, где такое соотношение выше. Но в жизни поле действительности редко состоит из заданного набора задач и условий, тогда как для игр и сдачи тестов такая техника хорошо применима. Но в некотором отношении все так или иначе её используют на более длительном горизонте: как в отношении работы (путём увольнения), так и в отношении семьи и других общественных отношений. Сам способ и правила отстранения (бросания) определяют по-видимому важные стороны культуры, поскольку на этой основе определяется длительность трудоустройства и отношений. Можно даже сказать, что именно отстранение закладывает основы динамики ключевых общественных институтов. Общественное переустройство также можно считать отстранением от предыдущих отношений, но применительно ко всему обществу. При этом абстрагирование определяет смысловую сторону динамики отстранения, отвечает за саму оптимальность, историчность и означивание. Что касается более устойчивых институтов как древних, так и современных обществ, таких как договоры, организации, то их прекращение также управляется множеством правил, таких как законодательство о банкротстве и финансовое обоснование деятельности. Все подобные различия тем не менее можно объединить, если выделить особый режим абстрагирования, отвечающий за осуществление подобных изменений отношений. Хотя затем возникновение отношений не всегда следует в конкретных случаях из отстранений, но укрупнённо в общественной динамике вырабатывается некоторый баланс отстранений и образований, который и управляется функциями абстрагирования. Что касается конкретно режима абстрагирования, направленного на отстранение, то он часто неразрывно связан с соответствующим режимом, направленным на образование: например, при реструктуризации, слияниях и поглощениях, продаже и покупке организаций. По сути в таких случаях изменение структуры означает разрыв множества отношений с формированием множества новых (например, договоров, распределения выполняемых действий. В целом поэтому как в простейшем случае купли-продажи вещей, имущественных комплексов, так и в случае частичных изменениях структур, разделений и объединений структур, происходит отстранение от одних отношений у одной стороны с одновременным возникновением у другой (хотя сторона может быть и самой собой, либо их может быть множество). Превалирование дуалистического отстранения по-видимому связано с особенностями человеческого мышления, базовыми универсальными функциями абстрагирования, которые ответственны как за установление отношений соединённости предметов в сознании, так и за персонализацию, логику и т. п.

В психологии выделены некоторые методы, на основе которых осуществляется управление самим психическим и одним из важнейших методов является вытеснение (сублимация). Проблема заключается в том, что по-видимому она осуществляется как метод по-разному практически у всех людей. Но если же рассмотреть сознательное управляемые функции более высокого уровня, то в них можно определить сходства. По сути здесь и в других способах оптимизации действительности мы занимаемся разработкой подобных функций, которые абстрагируются от индивидуальных структур и система, поэтому могут применимы даже не обязательно к человеку. Сам смысл абстрагирования возможно в этом отношении — самое яркое проявление, поскольку в отличии от каких-либо конкретных психических особенностей связанных с конкретными системами организмов он как принцип определяет пути для смысловых преобразований. Таким образом, можно психологию можно поставить с ног на голову: вместо анализа внутренних желаний заменить их логическими рассуждениями. Но при этом речь не должна идти ни об управлении сверху-вниз, ни о добровольно-принудительном порядке. Само сознание скорее для внутренней своей организации является наоборот не верхним уровнем, а наоборот нижним, словно поверхность Земли, на которую иногда осаждаются облака дождём. Логика же не должна быть формальной или рационализаторской, скорее она должна быть абсурдной и бескомпромиссной (тем самым она уже ничего не должна). Этот вопрос сам становится индивидуальным, но сохраняется общий принцип абстрагирования, как и идея о том, что психологическую идею об анализе нужно отстранить саму и заменить её не только дополнительным синтетическим суждением, но парадоксальной абсурдностью. Абстрагирование может само отстраняться и тогда ему на смену могут приходить привычки, повседневность и обыденность. Стремление же к новому, к развитию практически всегда идёт по пути отстранения, в том числе от себя и от общества. Иногда же оно становится элементом динамики, когда осуществляется то в большей, то в меньшей степени — так становится возможной оптимизация через внутреннее отстранение. Иногда же может возникать явление зависимости, тогда абстрагирование должно и использовать свою функцию отстранения, тем самым распредмечивая псевдодействительность для существования в действительности другой. Таким же образом может проявляться возможность отстранения от зависимости от независимости, но в этом случае нужно уже использовать обратную функцию: абстрагирование от отстранения..

Внутреннее и внешнее отстранение

Внутреннее отстранение мы уже в значительной степени рассмотрели: оно проявляется через применение функций абстрагирования к самому себе и своим составным частям, к системной динамике. Но общественные отношения развёртываются через область, обычно рассматриваемую изнутри как нечто внешнее. Во внешнем люди могут быть также враждебны, как и стихийные бедствия, но животные могут быть также приятны как свежий воздух и горный ручей. Абстрагирование поэтому здесь может осуществляться на той же основе, что и во внутренней среде, если допускать временное самоустранение и из внутреннего. Однако такая операция требует самоотречения, поэтому она не является обыденной. Следовательно в повседневности общественные отношения не основаны на обобщённом абстрагировании, а вместо этого используют построение совместных систем для отдельных абстрагирований или даже с ограниченным их количеством. Вместо отстранения тогда в общественных отношениях ключевую роль начинает играть вовлечение, включение. Так, например, договор основан на личных интересах участников, по сути он не может предполагать объединение их в некоторое целое, также как не допускается объединение физических лиц. Юридические же лица представляют в этом отношении всего лишь абстракцию подобную условности массовой культуры, которая тиражирует означающее, но скрывая и умалчивая означаемое. Лишь в некоторых точках скрытые смыслы распредмечиваются или распредмечиваемы посредством проявления аналитического абстрагирования. Договор или отчёту могут быть оформлены словно произведение искусства и в их оформлении проявляется мастерство почти равным образом. Но как нарушение договора и выход за его границы означает его более полное исполнение, чем он сам предусматривает (а его внутреннее исполнение практически никогда не является возможным, также как невозможно исполнить точно симфонию как её придумал композитор или нельзя точно донести обстоятельства возникновения произведения искусства), так и другие общественные отношения при их совместном выражении должны в конечном итоге стремиться за пределы формы коммуникации и превратиться в означающее, осмысленное и переосмысленное, Тогда может возникать прирост как внутреннего, так и общественного смысла, но формирование его зеркальных образов у различных участников означает ничто иное, как взаимное отстранение.

Либо люди образуют обессмысленное внутренне непротиворечивое единство, основанное на формализме, абстракции и означающих, либо они оказываются в отстранённом друг от друга состоянии абстрагирования. Но последнее составляет в действительности тот образ независимости, на основе которого может быть сформулировано мнение, суждение, созерцание. В обыденном представлении это выражение будет являться поэтому более объективным, вынесенным за пределы личного пространства в пространство внешнего и следовательно формулирующееся на этой недоступной внутренним структурам территории. И эта трансгрессия через себя обеспечивает формирование не только постструктуры (послеструктуры) как отрицания собственной структуры, но оно позволяет сформировать заструктуры. Заструктуры представляют собой формирование наслоений смыслов на пространстве за пределами абстракции себя. Засебя похоже на заграницу для государств, в которой происходит оценка себя на ином поле. Поэтому поездки за рубеж и могут быть примером самоабстрагирования, стремления к поиску отстранённости от себя, от менталитета, культуры и прагматики, но в конечном счёте всё-таки от абстракции себя. Правда без привычки внутреннего абстрагирования внешнее абстрагирование может приводить к противоречивым и случайным итогам, не позволяя сформулировать смыслы. Поэтому поездки за рубеж часто становятся видом развлечения и внешнего наблюдения, но не самонаблюдения и не перемышления, переосмысления. Всё же некоторые шаги на этом пути делаются почти всегда, но для завершения внешнего абстрагирования требуется долгий путь. И этот путь не состоит в том, чтобы, например, окунуться в другой образ жизни и даже остаться за границей. Если остаться, то абстрагирование уже вновь начнёт своё становление как внутреннее абстрагирование и в общем случае у него будет меньше шансов для завершения, вместо этого будет больше возможностей вовлечения в общественные отношения именно по причине зацикленности на формализме и абстракциях, а не на отстранении и абстрагировании. Таким образом, внутреннее и внешнее абстрагирование могут взаимодополнять друг друга на пути своего чередования и развития, однако внутренне всё же является изначальным пунктом сосредоточения этого движения, тогда как внешнее может привести к излишней формализации даже к расщеплению личности. Но таковы, по-видимому пути современной науки и искусства, которые сосредотачиваются на абстракциях и формализмах, но не на абстрагировании. Пусть на этом пути они довольно далеко продвинулись, но абстракции и образуют часть плёнки послесовременности, которая сдерживает дальнейшее осмысленное продвижение вперёд и которую необходимо разорвать или растворить через трансграничное отстранение или абстрагирование.

Когда Марсель Пруст рассуждал об обретении времени посредством себя, то он конечно же отстранялся от себя в пользу времени, поскольку он задавался тем же вопросом о некоторой безучастности к происходящему в общественной действительности. Если для него важны звуки, камни на мостовой, морские пейзажи и витражи — то всё это попытки сознания абстрагироваться и самоустраниться, распредметив этот момент как он был, что он есть как означиваемое, а не означаемое. Во вселенной общественного обессмысливания слишком много означающего, означаемого, так что и само значение есть результат работы функций, но не функций абстрагирования, а коммуникационных функций. Значение формируется как действительность и само заменяет собой действительность, но эта замена не эквивалентная, поскольку сами значения не эквивалентны действительности. Через означаемое означивающее становится значимым, но оно не распредмечивает своего значения, поэтому оно сохраняет как тайну, так и смысл нераскрытыми. Но если тайна просто теряется или становится ненужной, то смысл просто не формируется и не формулируется, поскольку для смыслообразования необходимо абстрагирование и отстранение. Как можно осмыслить время задним числом, вероятно повествовал Марсель Пруст, но у него не было другого выбора, поскольку обыкновенно смысл не становился общезначимым, а если в общественной среде и формировалось отчуждение или формировались группы людей. Но они формировались по интересам или по родословной, а значит по формальным признакам и на основе общественных отношений, взаимоотношений. Но из самих отношений нельзя извлечь смысла без абстрагирования от них, что становилось и особым творческим миром, в котором одни отношения и идеалы сменялись другими с тем лишь, чтобы идеалы и отношения никогда не были соединены, но чтобы их соединило лишь время, к сожалению прошедшее. То, что мы можем воспроизводить прошлое может свидетельствовать о том, что прошлое всё же живо в нас, но эта операция как раз возможна к осуществлению на основе абстрагирования, через которое и может осуществляться чтение и восприятие: это абстрагирование от себя в пользу автора и наоборот от взгляда автора к себе. Таким образом внешнее и внутренне абстрагирование могут формировать смысл, но его значение всегда будет неоднозначно, хотя в каждом конкретном случае в момент абстрагирования может быть переосмыслено означиваемое как происходящее. В конце концов искусство может быть призвано той сферой, которая способна с наибольшей силой абстрагироваться от происходящего и тем самым своим отстранением запечатлевать его и проникать вглубь.

Отстранение привычек и деятельности

Абстрагирование содержит элемент воления (и в этом можно устранить и сходство с заключением сделок), но оно не заключается лишь в нём. Одним из механизмов оптимизации в этом отношении является использование самой силы воли для регулирования динамикой сознания. Так, можно выработать привычку или заниматься намеренно простой или несложной деятельностью, с тем, чтобы в определённый момент её завершить или приостановить. Таким образом можно освободить время для чего-то другого. Например, можно выработать привычку бегать и выделить для этого повторяющиеся отрезки времени. Затем в некоторый момент можно временно отступаться от этой привычки с тем, чтобы в освободившееся время сделать какую-либо сложную работу, требующую соответствующего времени. При этом важно периодически возобновлять сопутствующую деятельность, состоящую. Например, в прослушивании музыки или развлечении. Бег и другие занятия спортом в этом отношении занимает некоторое среднее положение, в конце концов они сами требуют силы воли для постоянного осуществления, несмотря на то, что гедонистически предвещают по своему окончанию ощущение лёгкости в голове при усталости в ногах. Таким образом, откладывание одной задачи становится стимулом для исполнения других. Главное в этом отношении откладывать более простые и бесполезные задачи, тогда как замещать их более важными и ответственными (тем самым мы абстрагируемся от известной привычки перекладывания с больной головы на здоровую и наоборот замещаем её перекладыванием со здоровой головы на больную, например, перекладывая с мыслительной работы в усталость ног . В результате формируется структура отстранений, с помощью которых можно управлять собственной деятельностью. Соответствующие дела могут занимать 5-10 % времени, а возможно и больше, ведь они представляют собой промежутки отдыха, в которые, тем не менее, могут приходить новые идеи. При совершенствовании структуры отдых и нагрузка могут осуществляться практически одновременно в сознании, по крайней мере в отношении работы средней интенсивности. Для некоторых же дел, таких как изучение какой-либо теории или языка, может потребоваться «чистый» промежуток времени, который обрамлён временем отдыха и который абстрагирован от прочих занятий внутренне и внешне, в том числе отключение средств связи, В такие периоды отстранения от включённости как раз и проявляются новые идеи словно на плёнке или капли дождя на стекле.

Но как и с медициной, с таблетками, так и с другими веществами и средами никогда нельзя гарантировать безопасность от возобновления зависимости. Но всё же можно эффективно управлять ей и исключать нежелательные проявления именно путём изменения принципов абстрагирования, внедрением чего-то фундаментального. Само это изменение и избавление от зависимости сродни открытию, открытию в себе и вне себя, причём вне себя более важно, потому что избавление от зависимости по сути и есть отстранение от прошлого себя. Некоторые зависимости могут флуктуировать и проявляться вновь, что является вполне допустимым, например в отношении музыки, которую можно прослушать, заново абстрагировать. Точно также можно абстрагировать природу, весь мир с его горизонтами и бесконечностью. Но другие зависимости возникают на пустом месте: например в отношении товаров как товарный фетишизм, навязанных услуг как фетишизм обслуживания, излишних работ как фетишизм качества. Также на пустом месте возникают и зависимости от коммуникаций через расширение пространства информационных технологий, которые сосредотачиваются в их послесовременных проявлениях на отдельных эмоциях и реакциях, китче, популярной культуре. Такие явления и представляют собой отчуждение каждого, но не отстранение, поскольку для отстранение нужно осознать происходящее. Здесь же абстракции и схемы возникают на пустом месте в том смысле, что отсутствует воление, в том смысле, что эта зависимость существует независимо от людей, она распространяется как вирус и как заболевание воздушно-капельным путём. Этим же путём может действовать и абстрагирование, когда оно осаждается каплями тумана, росы, инея. Дождь же может возникать и среди ясного неба, ведь не все облака непрозрачные. Такое осаждение сродни абстракции, если мы не воспринимаем ни облаков, ни дождя (хотя даже если облака видимы, то мы не воспринимаем их как если бы мы могли лететь через них, а значит мы пользуемся нераспредмеченной иллюзией). Мы пугаемся дождя и смотрим с благоговением на молнии, так что формируется неясное ощущение замкнутости и отчуждения. Наоборот нужно гулять под дождём и не бояться быть промокшим лишь с тем, чтобы в любой момент окунуться в иные среды. Молния же может быть опасна, поэтому нужно просто принимать меры по снижению риска быть поражённым ей. Следовательно те виды деятельности, которые целесообразно осуществлять для управления взаимным отстранением через абстрагирование должны носить безопасный характер как минимум для жизни и здоровья, хотя сама встреча с риском является хорошим катализатором жизни. Поэтому важно иметь некоторую функцию управления риском, которая всегда позволит сказать «стоп!», то есть осуществить ещё одну форму отстранения. Подобная функция, по-видимому, может быть сама использована для внутреннего отчуждения от внешнего отчуждения общественного, тем самым и становясь защитной мерой от неблагоприятного воздействия как общественной, так и природной среды. Таким образом, определение функции управления риском зависимостей является ключевой предпосылкой для применения способа оптимизации действительности в виде отстранения, а без неё его применение не позволит осуществить оптимизации и приведёт к обратным последствиям потери времени и ресурсов, а возможно и возможности проявлять себя. Развлечения в этом отношении более безопасны тем, что никуда не ведут в смысле отсутствия абстрагирования и отрицания себя. Если развитие и происходит, то весьма ограниченное. Тогда люди превращаются во вместилища впечатлений и как эти вместилища они оказываются содержательно пустыми, потому что почти все впечатления основаны на фетишизации. Лишь через распредмечивание впечатлений, как это по-видимому, осуществлял Марсель Пруст с выдуманными и реальными героями самого романа, а по сути же и без их участия со своей собственной памятью, с собой как вместилищем себя, времени, окружения, истории и основ для трангрессий смыслов, можно обретать не только время, но и само абстрагирование, находить скрытое бытие там, где раньше были лишь абстракции, иллюзии и зависимости.

Общественные институты развлечения должны содержать согласно своим правовым функциям основания для минимизации рисков в виде соблюдения требований безопасности, технических регламентов и т. п. Но колёса обозрения ломаются почти также, как и колёса истории: достаточно стечения обстоятельств и недосмотра церберов судьбы, сидящих на вышках с глиняными ногами, как люди ввергаются в хаос, осознавая то отчуждение, в котором они существуют всегда: отчуждение от других, отчуждение от природы, отчуждение от истины, отчуждение от самих себя. Та функция риска, которая должна встраиваться в институты вместо соответствующей функции, которую проявляет бытие в абстрагировании через отстранение, оказывается отсутствующей, как и само абстрагирование большинства участников деятельности по оказанию развлекательных услуг, поскольку эта функция рисков заменена на формализмы и абстракции, такие как соблюдение правил (а неоинституционализм и понимает институты через определение всеобщих правил и границ): понимание участников состоит в том, что если они выполнят нормы, правила, стандарты, то всё будет хорошо. Таковы собственно правила общественной игры послесовременности: стремление к качеству, к соблюдение разработанных методик, следованию наилучшим практикам, рассмотрение лучших случаев. Возможно многие даже рассматривают подобные выжимки как способы оптимизации. Но что они оптимизируют? Они оптимизируют ничто, пустоту, абстракции и формализм, они отчуждены от бытия и действительности, потому что обыденность всё более становится абстрактной, иллюзорной, виртуальной в конце концов. Другое дело, что до поры до времени они что называется в обыденной речи «работают», то есть выполняют свою функцию по повышению хозяйственной неоклассической эффективности. Между тем, подобная абстрактность и приводит к возникновению кризисных явлений, которые со временем из кризисов перепроизводства перерастают в кризисы распределения, регулирования, в институциональные кризисы, в кризисы отчуждения. И «затягивание поясов» справедливо в этом отношении признаётся системным явлением, носящим уже культурологический и цивилизационный размах. В этом отношении именно отстранение от оптимизации в привычном смысле является способом оптимизации действительности: отстранение от правил, норм, стандартов, институтов, лучших практик и примеров из прошлого. Я не говорю об отказе от них, но я говорю о пересмотре, пересмотре их неоинституционального понимания, так что примеры могут быть заменены историей, а поверхностность практики быть дополнена глубиной культуры, например. Практически для деятельности это означает создание собственных функций рисков, но не понимаемых институционально или математически, но исходящих из самого процесса абстрагирования. Садясь на колесо обозрения подумайте о своих навыках не только по пересмотру привычности созерцания окружающего, но и о физических способностях перемещения по колесу, а садясь в самолёт — не забудьте взять парашют, ибо внутренние институциональные риски оценить довольно сложно, ведь почти все деятельности становятся ориентированными на впечатления, а не на оценку возможных рисков, которая внутри в лучшем случае стремится к формализму, а не абстрагированию — так по крайней мере будет проявляться абстрагирование собственного бытия через отстранение от институтов и бытия общественного как такового.

Новые абстракции

Новые абстракции сами часто становятся формами оптимизации даже только лишь в прикладном смысле, например, когда развешиваются на стены и не изменяют этим видимое физическое пространство в 7 способе, но при этом изменяя его устройство, Такими формами по сути выступает и архитектура, дизайн интерьеров, выбор обоев, обоев для рабочего стола и т. д. Часто, однако, такие формы абстракции навязываются производителями устройств, продавцами квартир, управляющими организаций, общественными образами массовой культуры, поэтому не всегда абстракция совпадает с абстрагированием пользователя или владельца. Тем не менее, люди стремятся придти к каким-то общим решениям, вырабатывая тем самым совместное абстрагирование, например, внутри семьи. Массовая культура же со своими коллективными функциями абстракции может таким образом заменить личное абстрагирование, что и проводит к образованию информационных общественных пространств, основанных на обеспечении необходимости непрекращающихся взаимодействий (коммуникаций в терминологии Никласа Лумана). Но эти взаимодействия не должны и ногут заменять полностью абстрагирование, поскольку без абстрагирующей культуры массовая культура примет бездушный и абстрактный характер. Смысл же естественного абстрагирования как раз и заключается парадоксальным образом (как и любой смысл) в препятствовании абстракции, в том, чтобы приходить к уникальности в конкретности при обеспечении всеобщности и наполненности. Абстрагирование таким образом должно отстраняться от иных абстрагирований также, как оно абстрагируется от самого себя. И это не случайно: ведь отстранение от самого себя и заменяет функцию общественного развития для личности, таким образом и осуществляется возможность моделирования и представления, таким образом становится возможным наблюдение за грань действительности, таким образом и происходит инсайт.

Если сама речь возникает исходя из тех же принципов абстрагирования, что и понимание, осмысливание в целом — то она подобна по своей природе других общественным коммуникациям с той лишь разницей, что абстрагирование происходит от самого себя, от мышления через означивание собственного значения — для отстранения от собственности на себя. Но вместе с тем речь тогда является и уникальным явлением относительно других природных образований, уникальным для человечества, хотя некоторым её элементам удалось обучить и шимпанзе. Всё же поскольку есть свидетельства наличия речи (как коммуникация топотом у слонов) и даже именного означивания других членов групп (у дельфинов), то в принципе само по себе абстрагирование не должно быть уникальным для человечества. Отдельные его функции же могут быть уникальными для человечества и природы. А когда мы говорим следовательно, то мы можем говорить и на языке природы, мы выступаем не как люди, а как множество абстрагирующих бытийствований, которые содержат и множество субъектов, но всё же должны от них отстраняться для успешной коммуникации. Поэтому когда разрывается некоторое совместное существование — то возникает потребность в коммуникации, что легко почувствовать через обращение к средствам связи. Но это же взаимодействие может идти и обратным образом: вместо обращений к знакомым бытийствованиям к абстракциям, которые могут находиться за гранью процесса коммуникации. Но когда мышление подходит к горизонту коммуникации, то оно отбрасывается назад, ибо достижение этого горизонта означает (и означивает) разрушение мышления. Коммуникация поэтому необходима для определения действительности и её отличения от возможного отстранения от действительности. Но она же может приводить к заблуждениям и запутывать положение вещей, если за ней не стоит абстрагирование. Тогда коммуникация и речь становятся абстрактными подобными механической речи синтезаторов речи, которые хоть и основываются на подобии речи человеческой, но ей не являются, как не являются и речью природной. Но мы всё же можем себе представить, что в некотором смысле они похожи и, например, кошки могут воспринимать голос вычислительного устройства подобно голосу человека. Также и многих птиц сбивает с толку яйца-камеры, камеры-птицы используемые учёными. Но это ложное восприятие вполне естественно и говорит просто о провале абстрагирования в виде возникновения абстракции, символической или иной иллюзии. Только лишь разобравшись в положении и в итоге отличив птиц от их макетов и камеры от глаз можно отстраниться от заблуждений и придти к общему пониманию, абстрагированию, одинаковому и для пингвинов и для учёных.